Ставка на мертвого жокея

Барбер пошел в бар и заказал кофе, потом заменил его на бренди, сочтя, что после такого заезда кофе ему маловато. Он стоял в баре, сгорбившись над стойкой, и с горечью думал, что относится к категории людей, которые никогда не заботятся о том, как бы подстраховаться. «Смит, — думал он, Берт Смит — еще одна страховка. Интересно, сколько имен перебрал он, прежде чем остановиться на этом?»

Смит неслышно вошел в бар в своих щегольских туфлях и, улыбаясь, осторожно опустил руку на плечо Барбера.

— Мистер Барбер, — сказал он, — мне шепнули, что в седьмом заезде выиграет номер шесть.

— Мне всегда не везло на «шестерке», — ответил Барбер.

— Это всего лишь любезный слушок, — сказал Смит, — не бог весть что двадцать два к одному.

Барбер недоверчиво посмотрел на человека с зонтом. Интересно, подумал он, зачем это Смиту надо. «Какого черта, — выговаривал он себе, направляясь к окошку кассы, — мне всегда проигрывать?»

Он поставил пять тысяч франков на номер шесть и суеверно пробыл в баре все время заезда, попивая бренди. Номер шесть выиграл, обогнав всех на полпути, и, хотя ставки снизились, ему выплатили восемнадцать к Одному.

Барбер шел в сырых сумерках по брошенным газетам и вытоптанной траве, которая пахла деревней, и похлопывал себя по внутреннему карману, где приятным грузом лежала пачка в девятнадцать тысяч франков, а довольный маленький человек семенил рядом с ним.

У Берта Смита был «ситроен», и он вел его на большой скорости, ловко пробираясь между машинами, притормаживая, заезжая в крайний ряд далеко от светофора, чтобы при зеленом рвануть вперед.

— Вы часто играете на скачках, мистер Барбер? — спросил он, когда они миновали регулировщика в белой накидке, затерявшегося на блестевшей мостовой.

— Слишком часто, — ответил Барбер, наслаждаясь теплом машины, действием последнего бренди и приятной тяжестью в кармане.

— Вам нравится азартная игра?

— Кому же она не нравится?

— Многие не любят азартной игры, — сказал Смит, чуть не задев грузовик. — Мне жаль их.

— Жаль их? — Барбер с удивлением посмотрел на Смита. — Почему?

— Потому, — вкрадчиво улыбаясь, ответил Смит, — что в наше время наступает такой момент, когда человек сталкивается с необходимостью рисковать, и не только ради денег. И когда она приходит, а тебе это непривычно и не доставляет удовольствия, скорее всего ты проиграешь.

Дальше они ехали молча. Время от времени Барбер косился на это изнеженное, самоуверенное лицо, на которое падал свет от приборной доски. «Я не отказался бы посмотреть на его паспорт, — подумал Барбер, — на все те паспорта, какие у него были последние двадцать лет».

— Во время войны, например… — заговорил Смит.

— Да?

— Когда вы совершали боевой вылет, разве не случалось, что вам неожиданно приходилось принять важное решение в какую-то долю секунды? И если промедлить и не рискнуть, тогда — трах! — отняв руку от баранки, Смит плавно опустил ее, направив большой палец вниз. Он улыбнулся в сторону Барбера. — Наверное, вы один из тех молодых людей, которые не единожды смотрели смерти в глаза.

— Наверное, — ответил Барбер.

— Мне это нравится в американцах, — сказал Смит. — Такая черта делает их более похожими на европейцев.

— Откуда вам известно, что я был на войне? — спросил Барбер. Он впервые задал себе вопрос, по случайному ли совпадению Смит оказался рядом с ним на трибуне перед шестым заездом.

Смит заулыбался:

— Сколько вы пробыли в Париже? Полтора года?

— Шестнадцать месяцев, — ответил Барбер, удивляясь, откуда Смиту известно и это.

— Тут нет ничего сверхъестественного. Люди болтают в барах, на званых обедах. Одна девушка шепнет другой. Париж — большая деревня. Где мне вас высадить?

Барбер взглянул в окно, определяя, где они едут.

— Недалеко отсюда. Мой отель находится рядом с авеню Виктора Гюго. На машине туда не подъехать.

— О, да, — сказал Смит так, будто знал все отели.

— Если это не слишком навязчиво с моей стороны, — сказал Смит, — долго ли вы собираетесь пробыть в Европе?

— Все зависит…

— От чего?

— От удачи, — усмехнулся Барбер.

— У вас была хорошая работа в Америке? — спросил Смит, не спуская глаз с машины впереди.

— Через тридцать лет, вкалывая по десять часов в день, я стал бы третьим человеком в компании.

— Кошмар, — улыбнулся Смит. — А здесь вы нашли занятие поинтереснее?

— Временами, — ответил Барбер, начиная осознавать, что его экзаменуют.

— После войны трудно чем-либо заинтересоваться, — сказал Смит. — Война очень скучное занятие. Но когда она закончилась, обнаруживаешь, что мир еще скучнее. Это наихудшее последствие войны. Вы продолжаете летать?

— От случая к случаю.

Смит кивнул.

— Вы продлеваете права на управление самолетом?

— Да.

— Это разумно, — сказал Смит.

Он резко свернул к тротуару и остановился.

Барбер вышел из машины.

— Приехали, — сказал Смит. Улыбаясь, он протянул руку, и Барбер пожал ее. У Смита была пухлая рука, но в ней ощущалось железо.

— Спасибо за все, — сказал Барбер.