Стебель травы. Антология переводов поэзии и прозы

черном винограде, и они в нас бродят.

…Я возвещаю тебе великие дары судьбы, и в

сновиденьях благоденство листвы,

Те, кто знают источники, те с нами в этом изгнании; они, кто

знают источники, нам скажут ли под вечер,

под чьими руками, что сдавят виноград наших боков,

тела наши наполнятся слюною? (И женщина легла с мужчиной в

траве, она встает и расправляет линии тела своего, и саранча

вспорхнула на синих крылышках.)

…Я возвещаю вам дни великой жары, и точно так же, под собачий

лай, ночь цедит наслаждение из чрева женщины,

Но Чужестранец живет под сводом шатра; он удостоен молочных

яств, плодов. Ему приносят студеной воды,

чтобы омыл он губы, лицо и пах.

Ему приводят на ночь высоких бесплодных женщин (о, более

ночных средь бела дня!) И, может быть, еще и я

доставлю наслаждение ему.

(Не ведаю, каков он в обращеньи с женщиной.)

…Я возвещаю тебе великие дары судьбы, и в

сновиденьи благоденство источников.

Ты на свету открой мне рот, и если только найдут во мне изъян,

пускай изгонят меня! но если нет,

тогда пускай я тоже войду в шатер, пусть я войду нагая туда,

к кувшину, в шатер,

и, спутницу свою в углу гробницы, меня ты долго будешь видеть

бессловесной под деревом дочерним жил своих… И ложе

неустанных просьб под сводом шатра, зеленая звезда в кувшине,

и я да буду под властию твоей! чтоб ни одной служанки под

шатром, один кувшин студеной воды! (Я так умею уйти

перед рассветом, не разбудив зеленой звезды в кувшине и на пороге

сверчка, и лая собак на всей земле.)

Я возвещаю тебе дни великих даров судьбы, и

благоденство вечернее на веках наших бренных…

но еще ясен день!

* * *

Возьми большую шляпу с загнутыми полями. Глаз отплывает на

столетие назад, в провинции души. Из белокаменных ворот

видны дела, творящиеся на равнине: дела живые,

о дела прекрасные!

Закланье жеребят на детских погребениях, и в розах очищенье

вдов, и множество зеленых птиц по всем дворам на радость

старцам; и столько еще вещей осталось увидеть и услышать

на земле, вещей живых средь нас!

Вот празднованье под открытым небом годовщин больших

деревьев, мирские торжества во славу водостока;

поклоненье черным и совершенно круглым камням,

открытие источников на мертвой земле; освященье тканей,

воздетых на шестах, у входа

в ущелье; неистовые восклицанья под стенами, уродуют ли

взрослых на солнечном свету иль обнародуют там брачные покровы!

и столько еще всего на высоте виска: холенье

скребницами животных в слободах, стремленье толп

навстречу стригальщикам,

умельцам чистить колодцы, легчить коней; и размышления за

веяньем хлебов, и ворошенье вилами на крыше накошенной

травы, сооруженье стен из розоватой обожженной глины, террас —

сушилен мяса, галерей для священников, наместничеств;

широкие дворы ветеринара, повинности по поддержанью в порядке

торных дорог и троп извилистых в горах;

открытие странноприимных домов на пустырях, веденье

записей прибывших караванов и роспуск конвоев по

кварталам менял; народное признанье,

рожденное под тенью навесов, вокруг чанов с жарким; врученье

грамот и истребление животных-альбиносов и белых земляных

червей; огонь терновника и ежевики на оскверненной смертью

земле, печенье пышных лепешек из кунжута и ржи, или из

полбы; и дымы повсюду от людей…

ах, люди самые разные в своих путях и обычаях: и насекомых

едоки, и водяных плодов; носитель позлащенных кож

и драгоценностей, и земледелец, и юный

властелин, иглоукалыватель и солевар; кузнец и мытарь;

торговец сластями, корицей, кубками

из белого металла и роговыми светильниками; тот, кто

изготовляет из кож одежду, из дерева – сандалии и пуговицы в виде

маслин; кто пашет землю; и человек без всякого занятья: человек

при соколе иль флейте, человек при пчелах; кто

удовольствие находит в звучаньи своего голоса, и тот, кто

видит свое предназначенье в созерцаньи зеленых камней; кто

тешит себя, сжигая на кровле своей древесную кору;

кто из душистых листьев на земле

устраивает ложе и отдохнуть ложится на него; и кто узор

замыслил из зеленой керамики, которой он обложит дно родника;

и тот,

кто путешествовал и грезит снова пуститься в путь; кто побывал

в краю великих дождей, кто забавляется игрою в зернь и в бабки,

и в фокусы; кто на земле разложит свои таблицы с расчетами и кто

имеет соображения о примененьи тыкв-горлянок; кто тащит

мертвого орла, словно вязанку хвороста (а перья будут подарены,

отнюдь не проданы, на оперенье стрел); кто собирает в

деревянный сосуд пыльцу (а мне, он говорит, приятен сей

желтый цвет);

кто ест лепешки, пальмовых червей, малину; кому на вкус мила

дракон-трава; кто грезит о ямайском перце; кто жует окаменелую

камедь; и кто подносит раковину к уху, кто ждет, когда

повеет дыханьем гения от свежего излома камня; кто думает

о женском теле,

человек сластолюбивый; кто видит душу свою в отсвете клинка;

тот, кто всецело погружен в науки, в ономастику;

к кому прислушивается совет, и кто приносит в дар общине

скамьи в тени деревьев и крашеные ткани мудрецам, и

по чьему веленью вмуровывают в скалы у распутий

большие бронзовые чаши для жаждущих;

а еще лучше тот, кто ничего не делает, такой вот человек или иной,