«Другие смелые путешественники в будущем еще восполнят детали нашей планеты, но в основном ее форма определена Магелланом, и неизменным осталось это определение по сей день и на все грядущие дни. Земля отныне имеет свои границы, и человечество завоевало ее. Великой гордости преисполнился с этого исторического дня испанский народ. Под испанским флагом начал Колумб открытие мира, под испанским флагом завершил его Магеллан. За четверть века человечество больше узнало о своем обиталище, чем за много тысячелетий. И поколение, счастливое и опьяненное этим переворотом представления о мире, свершившимся в пределах одной человеческой жизни, бессознательно чувствует: началась новая эра – новое время»{403}.
Книга «Магеллан. Человек и его деяние» станет последним «деянием» австрийского писателя, напечатанным в издательстве Герберта Райхнера. Книга выйдет в ноябре 1937 года (хотя на титульном листе будет указан 1938-й). Насилие, совершенное над Австрией в марте 1938 года, поставит точку в контракте, а кому-то и профессии, ведь вскоре после аншлюса венский издатель Райхнер бежал с семьей в Цюрих, затем пересек воды Атлантики, где приспособился в Нью-Йорке к новым реалиям жизни, открыв антикварный магазин для эмигрантов.
В октябре 1937 года, за месяц до «отплытия» Магеллана в книжные магазины, Цвейг выступил перед студентами Лондонской школы экономики с докладом о жизни и творчестве своего покойного друга Рильке. Дом на Капуцинерберг к этому времени уже был продан зальцбургской семье знаменитых торговцев Гольхофер, договор купли-продажи подписали 4 мая 1937 года. Согласно его условиям, 40 тысяч шиллингов Цвейг получил в день подписания документов, а остальные 23 тысячи должны были поступить на счет в течение двух лет, но не позднее 1 июня 1939 года.
В профессиональных услугах Анны Мейнгаст он больше не нуждался, но как порядочный человек продолжал выплачивать ей пособие и поддерживать в нестабильное время. Фридерика отказывалась поверить, что их брак подошел к краю обрыва, но ничего не могла сделать для его спасения. Безумный шаг вперед в порыве ревностного гнева сделает он сам, и духовно падать вниз тоже будет один, вернее с Шарлоттой, но без Фридерики, чудом оставшейся стоять наверху и печально смотревшей вслед его стремительному падению.