Глава 35
- Ну? - проговорила Клара. - Что думаешь?
После случившегося в деревне она отменила свой вернисаж. Он должен был состояться в тот самый день, в музее изящных искусств Монреаля. Вместо этого она развесила свои новые работы по стенам бистро.
- Дыры замечательно прикрывают, - оценил Габри.
Это было лучшее, что можно было сказать о картинах. Те не могли скрыть все оспины, оставленные пулями в штукатурке, но самые жуткие из дыр теперь прикрывали странные портреты.
Габри до сих пор сомневался, что вид бистро от этого выиграл.
С разрухой справились. Битое стекло и щепки от мебели собрали в мусорные ящики.
Раны залечили.
Оливье стоял рядом с Габри, держа забинтованную руку на перевязи.
Страховые агенты все приходили и уходили. Снова и снова. Им не верилось, что весь ущерб причинен, как было заявлено, автоматическим оружием. Пока собственными глазами не увидели. И все же, им нужно было вернуться снова.
Они никуда не девались - дыры от пуль в стенах. Старое окно разбилось, местный подрядчик произвел временную замену.
Из соседних деревень приходили люди, чтобы помочь. И теперь, если не присматриваться, бистро могло показаться нормальным.
Рут стояла напротив портрета Жана-Ги.
Картина была наполнена светом и воздухом. Вероятно, потому что холст не отяжеляло разнообразие красок. На самом деле, красок там было совсем мало.
- Он раздет, - констатировала Рут. - Отвратительно.
Это была не совсем правда. На теле Бовуара имелась одежда. Но это был лишь намек на тело, намек на одежду. Детально выписанным было лишь его красивое лицо. Однако на портрете он выглядел старше себя настоящего.
Клара изобразила Жана-Ги таким, каким он мог бы стать лет через тридцать. Лицо его дышало покоем, и в глазах его, на самой глубине, что-то светилось.
Народ ходил вокруг с напитками в руках, разглядывал картины на стенах. Рассматривал самих себя.
На протяжении всего года Клара рисовала их всех. Большинство из них.
Мирну, Оливье, бакалейщицу Сару, Жана-Ги. Лео с Грейси.
Она нарисовала и себя, это был долгожданный автопортрет - чокнутая женщина средних лет смотрится в зеркало. Держит в руках кисть. Пытается нарисовать автопортрет.
Габри повесил ее рядом с туалетами.
- Там же нет дырок, - указала ему на это Клара.
- Это ли не счастье? - коротко бросил ей Габри и ретировался.
Клара улыбнулась, последовала за ним в бистро, заняла позицию у стойки бара и стала потягивать холодную сангрию.
Она наблюдала. Впитывала впечатления. Когда же они заметят. Когда увидят.
Неоконченные на первый взгляд портреты на самом деле были закончены. Может не в традиционном смысле, но в каждом она запечатлела то, что больше всего хотела.
И достигнув цели, останавливалась.
Одежда Жана-Ги не выглядела совершенной, но разве это важно?
Руки Мирны не были прорисованы, но кого это волнует?
Волосы Оливье больше походили на обещание волос, чем на реальную прическу, но какая разница? Его волосы, как любил повторять Габри, с каждым днем все больше обещают.
Рут смотрела на портрет Розы, а в руках держала настоящую утку.
Роза на картине Клары вышла властной. Официозной. Если бы Наполеон был уткой, то выглядел бы как Роза. Клара ничего не приукрасила.
Рут тихо хрюкнула. И перебралась к следующей картине. Портрет Оливье. Затем еще один портрет. Еще один.
К тому моменту, как она замкнула круг, все смотрели лишь на нее. Ждали взрыва.
Но Рут подошла к Кларе, поцеловала ее в щеку, потом вернулась к портрету Розы, да так там и осталась.
Друзья запереглядывались, потом один за другим присоединились к Рут.
Рейн-Мари была следующей на очереди. Она переходила от картины к картине, следуя по маршруту, проложенному Рут.
Затем настала очередь Мирны. И она следовала за Рейн-Мари, обходя бистро. Затем это увидел Оливье.
На самом дне надменных глаз Розы размещался еще один крошечный законченный портрет. Там была изображена Рут. Она склонялась к Розе. Предлагала гнездо из старых лоскутков. Предлагала дом.
Эта картина была воплощением обожания. Милосердия. Близости. Это был момент такой нежности, такой ранимости, что Рейн-Мари, Мирна и Оливье почувствовали себя вуайеристами. Словно они подглядывали сквозь стены стеклянного дома. Однако вины за это они не чувствовали. А чувствовали счастье. Счастье быть свидетелями подобной любви.
Они переходили от картины к картине.
И там, в глазах каждого из них помещались отражения любимых.
Мирна посмотрела на Клару, находившуюся на другом конце комнаты. На другом конце порушенного, искореженного бистро. На другом конце их дружбы длиною в жизнь.
На Клару, постигшую истину: тела не вечны. В отличие от любви.
Арман созвонился с Рейн-Мари и Жаном-Ги, рассказал им о решении премьер-министра.
Отстранены, с сохранением зарплаты Бовуару, и без сохранения Гамашу. Ожидают расследования. Он надеялся, что все будет без спешки, потому что у Армана было незавершенное дело.
Он должен был отыскать фентанил.
Что касается Барри Залмановица, коллегия адвокатов Квебека проведет расследование в отношении Генерального прокурора. А пока его дела будут переданы другим обвинителям. Но должность он сохранит.