— Это легко исправить, моя дорогая. — Дроссельфлауэр нажал на незаметную панель, и из стены с легким жужжанием выехало кресло.
Меган с опаской на него посмотрела.
Кресло, обитое потертым зеленым бархатом, было напичкано шестеренками. Все в нем двигалось и тикало непрерывно. Полированные ножки стояли на небольшой подвижной платформе, что позволяло доставлять кресло из ниши в стене и обратно в считанные секунды. Подлокотники тоже были из дерева — Меган уже и здесь не удивилась бы стеклу. Но ей хватило и механизмов.
— Нет чего-то проще? С детства, знаете ли, не люблю часы! — рискнула она.
Дроссельфлауэр отмахнулся:
— Не надо врать, дорогая, я знаю о вас все: где мечты, там и страхи, и часы точно в них не входят. Пожалуй, опасайся вы часов, я стал бы опасаться вас. Не хватало еще, чтобы ход часов снова… Да неважно. Садитесь, милая.
— Но я…
— Садитесь, — с нажимом повторил он, и Меган ничего не оставалось, как подчиниться.
Она с опаской шагнула вперед и присела на самый край кресла. Но то ли сработал какой-то из спрятанных в нем механизмов, то ли сама конструкция была такой — Меган мгновенно оказалась прижатой к спинке, а на талии ее застегнулся металлический ремень.
— Что?..
Она рванулась вперед и по неосторожности опустила руки на подлокотники. В считанные секунды ее запястья также оказались скованными.
— Что вы себе позволяете?! Отпустите меня! Немедленно отпустите!
— Тс-с-с-с, моя милая, тише. Вас все равно никто не услышит здесь, — все с той же улыбкой сказал Дроссельфлауэр. — Это для вашей же безопасности. Мне дорога ваша жизнь — не меньше, чем вам самой. А у нас впереди столько работы, столько чудес!
— Но почему именно со мной?! — чуть не плача, простонала Меган. — Почему не с Бритт или Хью?!
Дроссельфлауэр задумчиво потер подбородок, словно слова Меган его озадачили.
— В самом деле, почему не они, — медленно произнес он. — Я и сам думаю, как так получилось? Ведь сначала я видел потенциал совсем в другой… Еще немного, и я мог бы страшно ошибиться!
— Я не понимаю…
— Иногда тот, кто, кажется, наделен блестящим воображением и талантом на деле оказывается глух к истинным возможностям.
— Бритт бы обиделась!
— Совсем не имею цели ее обидеть, что вы! — усмехнулся Дроссельфлауэр. — Говорю как есть: поначалу я ждал, что именно она раскроется, распустится дивным цветком. Но она — даже сейчас — сопротивляется моей музыке. У нее есть — какое ужасное слово — реальность. Она цепляется за собственный узкий и бледный мир как за самое большое сокровище.
Меган повела плечами.
В таком ключе она о Бритт никогда не думала, — она вообще мало думала о Бритт до этого момента — но слова Дроссельфлауэра ее покоробили. Неужели он правда счел Бритт пустышкой? Она умна, и прозорлива, и наблюдательна, словом — настоящий художник.
— Она настоящий художник! — крикнула Меган.
— И только? Всего-то. Чтобы быть художником, надо уметь хорошо рисовать. А чтобы быть… мечтателем, демиургом, надо иметь нечто большее, чем простой талант.
— И что же, по-вашему, я это «что-то» имею?
— Да не только «по-моему», — пожал плечами Дроссельфлауэр. — Город тоже согласился. Он принимает ваши мечты и чаяния, леди Меган. Они пластичны и способны вплестись в ткань новой реальности. Вам доводилось когда-нибудь плавить стекло?
— Нет…
— Жаль. Надеюсь, однажды вы навестите старину Джима… Так вот, стекло, когда его только вынули из огня, мягкое и податливое. Ему можно придать любую форму, затем остудить, и только потом покажется финальная красота. Ваши мечты и надежды сейчас — кусочки стекла, а я — плавильная печь. Я тот огонь, который не просто воплотит то, на что вы и надеяться не мечтали. Я придам этому идеальную форму. Такую, что вы в скором времени забудете о своих сомнениях.
— Вы сумасшедший… — прошептала Меган, глядя на него с возрастающим ужасом в глазах.
Дроссельфлауэр покачал головой.
— Нет, моя милая. Я — архитектор.
Мистер Гласс еще спал, когда Хью и Таласс подошли к его лавке. По крайней мере, изнутри не доносилось ни звука, и все было погружено во мрак.
Таласс решительно ударил кулаком по двери.
— Эхей, Гласс! — крикнул он. — Поднимайся, старина, утро уже настало!
Тишина.
— Это Таласс, Гласс! И я привел с собой юного мастера Хью, кажется, вы знакомы? Ты не можешь пропустить начало такого дня!
В глубине лавки послышались звуки — какое-то постукивание, покряхтывание, что-то еще, что Хью не мог разобрать. Наконец, задвижка со скрипом отодвинулась, и показалось встрепанное сонное лицо мистера Гласса.
— Доброе утро, — моргнув, пробормотал он.
Взгляд за стеклами очков перешел от Таласса к Хью. Мистер Гласс нахмурился — и Хью решил было, что стекольщик его не узнал, но через мгновение на лице появилась знакомая улыбка.
— Мастер Хью! Мастер Таласс! Как же радостно видеть вас первыми гостями в этот снежный день! — мистер Гласс распахнул дверь, запуская гостей внутрь. — Вы, как всегда, так рано — и уже на ногах. И мастеру Хью отдохнуть не дали.
Он осуждающе покачал головой. Таласс рассмеялся.
— Мастер Хью оказался не любителем долго спать. Хоть кто-то в этом городе теперь меня понимает!