Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды

В одной из первых сцен молодой Аптон, живший в каморке под лестницей, которая вела к Большому рефрактору, жалуется на шум, который не дает ему спать в нерабочее время. Артур Серл, выслушав его, предлагает ему найти комнату за пределами обсерватории. Аптон обещает: «Найду, когда мне будет хватать жалованья». Серл на это отвечает: «Полагаю, ты помрешь от старости в этой каморке, прежде чем дождешься, пока повысят жалованье».

Несмотря на то что со времен Аптона в обсерватории многое изменилось, зарплаты астрономов по-прежнему оставались актуальной темой. Она получала дальнейшее развитие в песне: «Живет несчастный астроном / Привольно, как в клетке щегол: / Внимая чутким ухом, улавливаешь слухом / Директорский глагол; / Открывай купол, колесо крути / И на звезды смотри, и не смей отойти, / И изволь пахать в ночи даже в холода, / И не жди, что повысят оплату труда!»

Нынешняя команда с удовольствием воскрешала всех призраков новогоднего прошлого, в особенности рыцарственного Пикеринга, чье самое страшное ругательство, когда его по ходу пьесы выводят из себя, звучало как «О Сириус!».

На повторном представлении в понедельник 13 января перед ежемесячным собранием Бондовского астрономического клуба в директорскую квартиру снова втиснулось около полусотни гостей. «После этого вечера, – с шутливой торжественностью обещал Шепли, – мы возобновим наши трезвые и методичные попытки поддерживать научную репутацию обсерватории».

За рубежом Гарвард теперь считался «местом встреч астрономов со всего мира». Его многонациональный облик был необычным даже для безусловно интернационального мира астрономии. В 1930 году Шепли с радостью принимал Свена Росселанда из Норвегии и Эрнста Эпика из Эстонии, хотя, как он полушутя говорил Джорджу Агассису, «наш теперешний персонал и ученых гостей даже рассадить негде». За годы его директорства численность персонала почти утроилась.

Над горизонтом Шепли сгущалась туча, и это было межзвездное поглощение. Весной 1930 года Роберт Трамплер из обсерватории Лика в Калифорнии получил доказательства того, что Млечный Путь полон пыли. Трамплер, когда-то собиравший для Шепли муравьев в Австралии, теперь продемонстрировал, что Галактика нашпигована невидимыми частицами. Пыль ставила под сомнение практически все измерения величин и, соответственно, вычисленные по ним расстояния. Трамплер пришел к этим выводам на основе наблюдений за сотней так называемых рассеянных скоплений – тесных ассоциаций звезд, не так скученных, как в шаровых скоплениях. Он рассчитал расстояние до каждого рассеянного скопления двумя способами – по их видимому блеску и по их видимому диаметру. Оба параметра, как и следовало ожидать, с расстоянием уменьшались, но блеск рассеянных скоплений падал намного быстрее, чем размер. Некая «темная материя» определенно поглощала свет. Насколько мог судить Трамплер, таинственный поглотитель находился в границах Млечного Пути, но распределен был неравномерно – он концентрировался в плоскости Галактики и рассеивался у полюсов.

Оценивая протяженность Галактики в 300 000 световых лет, Шепли делал ставку на прозрачность. С учетом же межзвездного поглощения Млечный Путь сжимался примерно вдвое. «Это был тяжелый удар по воззрениям Шепли, – отмечала мисс Сойер, – и он глубоко переживал его». Но Шепли все-таки захотел довести эту новость до сведения научного сообщества. Мисс Сойер рассказывала, что он попросил ее «отрецензировать статью Трамплера для коллоквиума – думаю, он знал, что сопереживание заставит меня высказаться по возможности деликатно». Это был последний доклад мисс Сойер в Гарварде. В сентябре она сыграла свадьбу с Фрэнком Хоггом в своем родном доме в Лоуэлле, штат Массачусетс, и большая часть семейственного коллектива обсерватории присутствовала в качестве свидетелей. Чета поселилась в Саут-Хедли, поблизости от своих новых мест работы – Хелен стала ассистенткой профессора Энн Сьюэлл Янг в Колледже Маунт-Холиок (с перерывами на диссертацию по шаровым скоплениям), а Фрэнк – исследователем, приписанным к 18-дюймовому телескопу в Колледже Амхерста.

Маргарет Уолтон, выпускница Суортмора и бывшая стипендиатка Пикеринга, которая теперь вела записи для мисс Кэннон, вышла замуж за Ньютона Мэйолла, ландшафтного архитектора, увлекавшегося наблюдениями за переменными. Она познакомилась с ним как-то летом на Нантакете, когда работала у Маргарет Харвуд. При этом мисс Уолтон сохранила свою должность в Гарвардской обсерватории и свою девичью фамилию.