Стеклянный небосвод: Как женщины Гарвардской обсерватории измерили звезды

Сэр Фрэнк Дайсон, Королевский астроном Великобритании и нынешний председатель МАС, поблагодарил декана Браун и приветствовал Чарльза Фрэнсиса Адамса, министра ВМС, передавшего официальное приветствие от президента Герберта Гувера. Обращаясь к Шепли, сэр Фрэнк вспомнил предыдущий визит: «В 1910 году по дороге на заседание "Солнечного союза" в Маунт-Вилсон мы видели достижения профессора Пикеринга. Мы все очень рады приехать снова. Мы рады снова видеть милое лицо мисс Кэннон. Мы все рады видеть Гарвардскую обсерваторию и исследования, которыми вы занимаетесь, в особенности по Млечному Пути».

Обращаясь к остальной аудитории, сэр Фрэнк приветствовал ее, отдельно упомянув представителей Германии и Австрии, чьи страны официально еще не вошли в Союз. Затем он попросил участников ассамблеи встать и почтить память 22 членов МАС, умерших со времени лейденского съезда. Он перечислил имена. «Иные, – говорил сэр Фрэнк, – например месье Бигурдан, патер Хаген и доктор Кнобель, умерли в силу преклонного возраста, но других, таких как месье Андуайе, генерал Феррье и профессор Тёрнер, мы надеялись видеть среди нас еще долгие годы, и нам трудно смириться с их утратой. В особенности мы хотим выразить соболезнования профессору Шепли и коллективу Гарвардской обсерватории по поводу трагической гибели их талантливой и очаровательной коллеги мисс Аделаиды Эймс, которая была секретарем местного комитета, занятого приготовлениями к этому съезду. Мы помним заслуги в сфере астрономии всех, кого потеряли, и сохраним о них добрую память».

Гибель мисс Эймс раздавила ее «небесного близнеца» Сесилию Пейн. Мисс Пейн входила в число гостей на озере Сквам и была не в силах обсуждать то, что там случилось. Однажды она столкнулась со знакомым, который краем уха слышал о происшествии и воскликнул: «Надо же, а мне сказали, что вы утонули!» В ответ на это мисс Пейн призналась, что лучше бы это была правда – лучше бы озеро загубило ее собственную жизнь, а не жизнь мисс Эймс.

Впоследствии мисс Пейн сравнивала себя, «поглощенную работой, застенчивую и непривлекательную», с покойной, которая была ее кумиром – красивая, общительная, всеми любимая. Мисс Пейн приняла решение на будущее постараться больше «наслаждаться жизнью и раскрывать свою человеческую сторону». Открытая и беззащитная, она впервые в жизни влюбилась «безрассудно, безосновательно, но тем не менее глубоко (я все делаю либо глубоко, либо никак), – писала она в воспоминаниях. – Однако в скором времени я поняла, что моя любовь не взаимна и никогда не будет взаимной, и это повергло меня в отчаяние». Присцилла и Барт Бок, стараясь помочь ей преодолеть черную полосу, посоветовали на время уехать. Она последовала их совету и собралась в длительную поездку по обсерваториям Северной Европы.

Летом 1933 года мисс Пейн побывала в Лейдене, Копенгагене, Лунде, Стокгольме, Хельсинки и старинной Тартуской обсерватории в Эстонии с 9-дюймовым рефрактором, который сконструировал Йозеф фон Фраунгофер. Всюду, куда она приезжала, ее приветствовали и баловали. Предыдущим летом на съезде МАС в Кеймбридже она возобновила знакомство с Борисом Герасимовичем, пригласившим мисс Пейн к себе в Пулково. Во время поездки в Европу, однако, все, кто принимал ее, в том числе американский консул в Эстонии, уговаривали выбросить из маршрута российское звено. У США нет дипломатических отношений с Советским Союзом, сказал консул, и ей не смогут помочь в случае затруднений. Но мисс Пейн не прислушалась к этим уговорам и собиралась сдержать обещание, данное Герасимовичу.

После того как поезд пересек границу СССР, мисс Пейн осталась одна. В Ленинграде ее встретил Герасимович с водителем на пикапе, но, так как на переднем сиденье запрещалось сидеть втроем, она всю дорогу до обсерватории ехала в кузове. «Я провела в Пулково две недели, – писала мисс Пейн, – а казалось, прошла целая жизнь. Атмосфера напряжения никогда не рассеивалась. Дело было не только в нищенских и убогих условиях, в которых жил директор одной из крупнейших обсерваторий. И не только в дефиците продуктов (продукты строго нормировались, и со мной делились пайками). Я привезла им кофе, и они устроили в честь этого праздник – там никто не пробовал кофе вот уже несколько лет. Однажды на ужин было особое лакомство – морковь, и хозяин признался, что украл ее с соседского огорода. Неудивительно, что я давилась едой – хоть она и была неаппетитной, но я же их объедала. Все боялись – боялись разговаривать, чтобы их не подслушали. Одна из молодых женщин… увела меня в поле и шепотом умоляла помочь ей уехать за границу: "Я бы посуду мыла, – говорила она, – я бы все делала, лишь бы отсюда выбраться". А что я могла сделать? Чем бы я смогла помочь? Я была в ужасе».