Стекло

Я тоже встал. Но у меня в голове крутилась другая мысль. Странная, безумная, самоубийственная. Я начал расстёгивать клапаны костюма.

«Что ты делаешь?»

Я не отвечал. Фил направился ко мне, видимо, чтобы попытаться остановить меня физически.

«Нет, Фил. Я хочу попытаться. Я не зря прошёл этот путь».

«Ты погибнешь».

«Значит, так суждено».

Фил остановился в нескольких шагах от меня. Я продолжал разоблачаться. Вот я стянул верхнюю часть костюма, снял маску-фильтр. Стало безумно холодно. Моя кожа одеревенела, движения замедлились. Я с трудом стянул штаны и остался в белье, а потом снял и его. Ноги практически не чувствовали поверхности, пятки, казалось, примерзали к Стеклу. Я пошёл к Яшке.

Холод превращал моё тело в ледышку. Казалось, что я деревенею, стекленею, как и должно быть при касании Стекла – но нет, ничего не происходило. Я не просто касался Стекла, я по нему шёл, с каждым шагом моя стопа прилегала к этой гладкой, но, как ни странно, не скользкой поверхности, и ничего не менялось – просто мне было холодно, очень холодно.

Я миновал тело Яшки и почувствовал прилив тепла. Температура вокруг стала комфортной. Это не было локализованное тепло, исходящее, например, от нагревательной лампы, но скорее комнатная температура, как будто я перенёсся в свой далёкий дом, сел в кресло, взял с полки тысячу раз перечитанную книгу. Я расставил руки и повернулся к Филу. Он по-прежнему стоял примерно метрах в двадцати от меня, чёрная фигура в облегающем комбинезоне. Я не мог рассказать ему, что чувствую, он бы меня не услышал, и я просто показал ему большой палец, жест, означающий, что всё в порядке. Фил покачал головой и показал на мой валяющийся подле костюм, а потом махнул рукой, мол, возвращайся, поговорим. Я кивнул и пошёл назад.

На этот раз я был готов к холоду и последние несколько метров до костюма преодолел бегом. Комбинезон я натянул без белья, прямо на голое тело, потому что согреться было важнее, чем соблюдать гигиену. Подключившись к рации, я сказал: «Вот я».

«Что там?» – спросил Фил.

«Тепло. Костюм не нужен. Как будто на диване лежишь».

Фил усмехнулся.

«Попробуй сам», – сказал я.

«Почему ты не обратился?» – спросил он.

Я не ответил, потому что мы оба знали верный ответ. Проводник обманул нас, а точнее, просто не сказал. Мы не обращаемся, потому что мы можем коснуться. Точнее, я – уже коснувшийся. Какая способность раскрылась во мне? Что я умею делать? Где божественное откровение, должное сопровождать прикосновение? Я не знал. Я казался себе тем же Бартом, каким был всегда.

«Попробуй», – повторил я.

«Нет», – ответил Фил.

«Он собрал подобных себе. Мы все можем коснуться».

«Или нет».

Я кивнул.

«Или нет. Это вопрос веры».

«И я не верю. Точнее, не могу найти сил поверить. Лучше я вернусь, пока это возможно. Приеду в Хураан, позвоню меджаям, расскажу о Ревекке в подвале. Если это не сделали те, кто развернулся раньше. В этом есть смысл. А в том, чтобы идти дальше, – нет».

Мне не хотелось отпускать Фила. С ним было как-то спокойно, лучше, чем в одиночестве. Он был аккуратный, надёжный, верный – лучше прочих, лучше даже меня самого, как бы хорошо я к себе ни относился. Но я не хотел противостоять его страху, его неверию. Если Фил видел смысл в другом, то это другое было для него важнее абсурдного путешествия к Источнику.

Я аккуратно разложил на Стекле смятое бельё. Рядом я уложу костюм, когда буду уходить.

«Я понимаю, почему ты идёшь вперёд, – сказал Фил. – В тебе нет лукавства, ты искренен перед самим собой. Во мне сражаются два человека – трус и тот, кто не желает разворачиваться у самой цели. В тебе же нет сражения, ты целен, и Проводник это видел. Поэтому он разговаривал только с тобой».

«Почему только?»

«Ты не замечал. Да, он вёл эти коллективные беседы, напоминающие клуб по интересам. Но с кем он говорил наедине? С кем был искренен? Кому доверял по-настоящему?»

«Тебе. Шимону. Ближнему кругу».

«Мы просто спали в палатке, а не снаружи. Он ни разу не сказал нам ни слова. Только „спокойной ночи“, и всё».

В какой-то мере я об этом догадывался. Эти четверо всегда делали вид, что знают больше прочих. Что, ночуя в одном пространстве с Проводником, они получают тайные знания, которые позволяют им быть более просвещёнными, нежели мы, «внешние» последователи. И, надо сказать, я бы обрадовался этому, будь оно правдой. Я обрадовался бы, услышав от Фила откровение, способное что-либо прояснить, предсказать, сдвинуть с мёртвой точки. Но Фил разочаровал меня. Если я – самый приближённый, самый знающий из последователей, если прочие знают ещё меньше моего, то что нам дал Проводник? В чём смысл его существования? В чём смысл нашей миссии, если можно назвать её столь пафосным словом?

«Тогда мне остаётся только идти вперёд, – сказал я. – Оставаться его самым близким последователем».

«Младший не справился», – то ли ответил, то ли отстранённо заметил Фил.

«Прощай», – сказал я.

«Нет, – я чувствовал, что он улыбается под маской. – До свиданья. Ты вернёшься».

«Я бы этого хотел».