Стена

Зазвенла дверь на балкон, и вышли три женщины - блая, голубая и желтая. Подошли къ периламъ и смотрли въ утреннiй садъ.

- Канареечки-то, хи-хи… - сказалъ вошедшiй Пистонъ. - На балъ-то, Василь Мартынычъ не потрафили…

- Вс вы хороши, дармоды… Хозяина на васъ нтъ.

Василiй Мартынычъ пилъ стаканъ за стаканомъ, прислушивался къ постукиванью изъ сада и думалъ, что надо обязательно добавить пятерыхъ, чтобы не задержать кладку. Забезпокоился и пошелъ осмотрть работы.

Проходя проломомъ, онъ вспомнилъ собаку и покосился къ углу.

Собаки не было, но въ кустахъ еще стоялъ тяжелый запахъ. И опять защемило утрешнею. Смутный, вышелъ онъ на открытое мсто. Въ солнечномъ саду, вдоль стны, блли и покачивались въ зелени спины, подымались остроносыя мотыги и долбили камень. Василiй Мартынычъ слушалъ и смотрлъ, и казалось ему, что еле-еле постукиваютъ мотыги, и все почесываются рабочiе.

- Иванъ! На имъ, лшимъ… Пошлешь кого. Тычутся, какъ мухи…

Пересчиталъ кубики, потрогалъ кирпичи, постучалъ другъ о дружку, оглянулъ вороха щебня и пошелъ подъ бузину пить чай.

Было къ девяти, когда тронулись со двора извозчики. Василiй Мартынычъ призналъ вертлявую Фирку и отвернулся. Женщины торопливо прикрывались цвтными шарфами и суетливо подбирали юбки. Сли втроемъ на одного извозчика.

…Безстыжiя…

Немного помедли, чтобы не хать вмст, на другомъ извозчик тронулись кандидатъ съ толстякомъ. Василiй Мартынычъ призналъ и толстяка, помощника губернскаго архитектора, съ которымъ крутился въ ночь посл закладки.

…Покатили, дармоды…

И сейчасъ же пожаллъ, что не похалъ съ ними. Только бы до плотины дохать, миновать то проклятое мсто. Забезпокоился и пошелъ въ домъ - посмотрть, какъ Тавруевъ. Ршилъ хать съ нимъ.

Землемры ушли на прудъ купаться, а Тавруевъ спалъ на приставленныхъ къ стн ящикахъ.

Василiй Мартынычъ поглядлъ, покачивая головой, на голую грудь растерзаннаго Тавруева, на катающiяся подъ ногами пустыя бутылки, поднялъ валявшуюся нагрудную запонку, оглядлъ и сунулъ въ жилетный кармашекъ. Вызвалъ приказчика и веллъ поискать на дорог слетвшiй на сильномъ ходу картузъ.

XXII.

Ровно въ десять прiхали на собственной лошади, въ англiйской запряжк инженеры, и какъ только завидлъ ихъ Василiй Мартынычъ, проворно вышелъ изъ-подъ бузины и оживленно раскланялся, держа картузъ наотлет.

- Съ хорошей погодкой-съ!

Сейчасъ же подбжалъ проворно и помогъ выбраться плотному и тяжелому, въ очкахъ и съ широкой сдющей бородой, который опирался на палку съ резиновымъ наконечникомъ.

- Прихватываете инструментикъ-то…

Проворно забжалъ съ другого бока.

- Я-то ужъ и самъ… - сказалъ, смясь, тощiй инженеръ который предлагалъ на торгахъ взвситься, кто потянетъ. - Какъ работаете?

- Да что-съ! съ народомъ не сообразишь…

- А землемры… здсь?

- Такъ точно-съ. Тутъ и господинъ Тавруевъ, со вчерашняго вечера гуляютъ…

- Да?!..

Инженеры были въ свжихъ, круто стоящихъ фуражкахъ, съ сверкающей арматурой, въ плотныхъ пальто внакидку на кителя, съ увсистыми знаками на груди.

- Лошадку-то вашу привязать… Нтъ никого… Дозвольте, я ее…

Онъ взялъ подъ-уздцы строгаго англiйскаго жеребца и повелъ, пятясь и попрыгивая, въ тнь сараевъ.

- Картинка прямо! Тпрр… дурашка…

- Ну, и вашъ тоже…

Инженеры подошли къ косившемуся Пугачу, и тотъ что прихрамывалъ, ткнулъ наконечникомъ въ подрагивавшую жилку.

- Тпрр… Супротивъ вашего гд же-съ… Шшш…

Василiй Мартынычъ торопливо привязалъ неспокойнаго жеребца, опасливо слдя за танцующими копытами, потрепалъ по сухому храпу и поспшилъ къ инженерамъ.

- Продай - куплю.

- Жена обомретъ-съ… любительница до смерти!

- И плутъ же ты! Сотъ восемь далъ?

- Шутить изволите, Семенъ Семенычъ… Со-отъ восемь. Призовой крови пятилтка… Полторы-то только по знакомству…

- Шутъ гороховый, а!..

Полюбовались Пугачемъ и пошли къ дому, а за ними Василiй Мартынычъ задерживаясь на ступенькахъ и выжидая пока поднимется инженеръ съ палкой.

На крыльц Василiй Мартынычъ обжалъ ихъ и распахнулъ дверь. Изъ покоевъ пахнуло дкимъ духомъ спирта и табаку.

- Атмосфе-ра!

Василiй Мартынычъ отшвырнулъ попавшую подъ ноги бутылку, даже сердито взглянулъ, какъ она покатилась.

- Очень, извините, безобразiе… На балкончикъ сейчасъ…

Въ большой круглой комнат, передъ балкономъ, гд на вылинявшихъ стнахъ еще темнли правильные квадраты снятыхъ картинъ или портретовъ, на пристроенныхъ въ уголк ящикахъ спалъ Тавруевъ, сложивъ на груди руки.

- Вотъ онъ, соколокъ-то, - сказалъ инженеръ, трогая резиновымъ кончикомъ голоый локоть Тавруева. - Встава-ай, подыма-айся…

Тавруевъ вздохнулъ и опустилъ руку, но не открылъ глазъ.

- Бита! - крикнулъ тощiй.

Тихимъ смшкомъ отзывался сзади Василiй Мартынычъ. Тавруевъ открылъ глаза и звнулъ.

- Погоди… - промычалъ онъ и прикрылъ ладонью глаза отъ бившаго черезъ балконную дверь яркаго свта.

Выглянулъ съ балкона усачъ, уже одтый, но безъ штиблетъ, и сталъ извиняться, накручивая усы.

- А мы еще съ вчера… съ Устинкинымъ… Вдругъ Александръ Сергичъ нагрянулъ…

Вспомнилъ, что безъ штиблетъ, и опять извинился.

На балкон встртилъ другой землемръ, совершенно готовый.

- Все готово… только вотъ съ рабочими… Два раза посылали въ деревню - не идутъ…