Стена Бурь

– Ты говоришь о судьбе, но что есть судьба, как не последовательность случайностей, складывающихся в историю при взгляде назад?

– Может, ты и права. Но именно так я хочу рассказать свою историю. Я люблю тебя, Дзоми, но таково мое желание. Пожалуйста, уважай его.

– Значит, это конец?

Тэра покачала головой:

– То, что мы расстаемся, еще не означает, что наша любовь на этом заканчивается. И у тебя, и у меня много других любовей, великих романов, глубоких и сильных душевных пристрастий. Но это чувство для нас особое и всегда будет таким. Не важно, сколько пройдет времени или какое расстояние будет нас разделять, наша любовь останется все такой же настоящей. Мы дираны, проплывающие друг мимо друга в толще вод, но общая для обеих вспышка молнии будет озарять нам путь до тех пор, пока мы не окажемся в объятиях вечной бури.

Дзоми утерла глаза:

– Ты бы хорошо показала себя на Великой экзаменации. Красиво излагаешь.

– Меня не без причины нарекли Прогоняющей Скорбь. – Губы Тэры сложились в улыбку. – Ты прекрасна даже в слезах, как цветок орхидеи после дождя.

Дзоми от этих слов вся расцвела и покраснела, прильнув к любимой в страстном и долгом поцелуе.

– Я заплатила владельцам таверны за весь вечер, – сказала Тэра, когда получила возможность перевести дыхание. – Эта комната целиком в нашем распоряжении.

– Стало быть, ты заранее все спланировала?

– Возможно.

И пока на нижнем этаже сказитель плел свою историю, а на улице бушевала метель, самым ярким огнем внутри «Трехногого кувшина» было пламя страсти, объединившее два тела и два сердца.

Пан, четвертый месяц первого года правления Сезона Бурь

Решение императрицы Юны покинуть Дара было беспрецедентным, а потому протоколов, определяющих, как следует поступать в таких случаях, попросту не существовало. В конце концов Юна объявила, что назначает Фиро своим наследником и на время своего отсутствия в Дара нарекает его императором. Вплоть до возвращения на родные берега она снова будет именоваться принцессой Тэрой.

После коронации императора Монадэту, прежде известного как принц Фиро, императрица Джиа по-прежнему оставалась регентом. Она объявила, что предстоящее правление сохранит название Сезона Бурь – в ознаменование опасностей, все еще грозящих империи, а также с учетом того, что императрица Юна передает власть лишь временно (по крайней мере, в теории).

В честь нового правителя устроили общеимперский праздник. Больше всех радовались ученые, давно роптавшие, что негоже женщине восседать на Троне Одуванчика. Теперь все в мире для них снова стало правильным, даже невзирая на то, что Руи и Дасу находились в оккупации, а на горизонте маячило новое вторжение льуку.

Джиа пригласила консорта Рисану, мать императора Монадэту, на чай. Императрица протерла фарфоровую чашку, насыпала в нее совочком измельченный чай, выждала, когда вода в котелке закипит, отчего вся поверхность покрылась пузырьками, как от плеска рыбы покрывается пеной вода в тихом уголке пруда. Затем Джиа сняла чайник с жаровни и стала наливать кипяток в чашку, держа кисть так, что струя воды походила на тонкий луч света.

Но чашка была только одна.

Рисана задрожала, как лист на ветру.

– Почему? – спросила она.

Джиа склонилась в формальной позе мипа рари.

– Император молод и горяч, ему не хватает политического таланта Тэры. Он жаждет покрыть себя военной славой и отомстить льуку, но войско гаринафинов не будет готово еще десять лет. Нам следует избегать войны, пока мы не будем уверены в победе. Фиро нужна твердая и верная рука, чтобы удерживать его от поспешных решений.

– Ты и есть эта рука. Я никогда не поставлю под сомнение твое положение регента, старшая сестра. Я не посещала официальных собраний двора со смерти Куни и впредь продолжу воздерживаться от всякого участия в политике.

Джиа покачала головой, выражение ее лица было печальным, но решительным.

– В таком случае, – осведомилась она, – ты предлагаешь мне выпить из этой чашки?

– Ничего подобного! – горячо воскликнула мать нового императора.

– Не могут за троном одновременно стоять два человека, которых воспринимают как источник власти. Пусть Фиро уважает меня, я не способна соревноваться с силой материнской любви. Даже если ты сдержишь слово, всегда найдутся те, кто не устоит перед соблазном использовать твое имя в качестве флага. Дара предстоит опасное путешествие: чтобы сохранить мир до той поры, когда мы будем готовы возобновить войну, мне придется проводить политику, которая может оказаться весьма непопулярной и затронет интересы тех, кто обладает реальной силой. Они станут подходить к тебе со страшными угрозами и обещаниями, способными растопить сердце; будут нашептывать императору в ухо, что я одержима властью и что он должен править сам по себе; начнут уговаривать тебя поддержать стремление сына к независимости и подбивать его назначить наставницей тебя вместо меня. Если ты не хочешь пить этот чай, тогда, ради народа Дара, его выпью я. Будет меньше раздоров, если за троном останется только один голос, пусть даже не мой.