Стена Бурь

Консорт вздрогнула сильнее прежнего. Она не оставит Фиро одного с этой женщиной, способной мыслить только категориями железа и крови. Сейчас она пошлет за сыном и сбежит из дворца вместе с ним. Они затеряются среди простолюдинов и будут жить в каком-нибудь забытом уголке Дара, в точности как они с матерью жили до ее встречи с Куни. Джиа намерена провести Дара через Сезон Бурь, и они с Фиро не будут стоять у нее на пути.

– Мокю! Кави! – позвала Рисана своих служанок. – Мне нужен мой баул для путешествий.

– Они не придут, – раздался голос у нее за спиной.

Рисана резко обернулась и увидела в дверном проеме фигуру императрицы Джиа.

– Всех твоих слуг и служанок позвали получить специальную выплату из придворной казны, – продолжила гостья. Рисана открыла была рот, чтобы закричать, но Джиа продолжила: – Дворцовая стража перекрыла все входы и выходы. Никто не услышит тебя, и никто не придет в твои личные покои.

Рисана смотрела на нее с горькой усмешкой.

– Я хотела уйти вместе со своим сыном. Мы укрылись бы в самой дальней забытой долине и никогда не стали бы мешать тебе. Я использовала бы дымную магию, чтобы замаскировать нас с Фиро.

Джиа покачала головой:

– Ты создаешь романтические видения, способные одурачить только тебя саму. Не важно, сколько дыма ты напустишь вокруг, жаждущие власти найдут вас и обратят в знамя мятежа. Фиро никогда не смирится с перспективой жить и умереть в забвении, зная при этом, что он является законным наследником трона. Сегодня сын, быть может, тебя и послушается, но как ты удержишь его, когда он решит бросить мне вызов через десять лет? К тому же ты лишишь мальчика шанса получить уроки надлежащего владения властью у единственной женщины, способной его научить. Ты помешаешь ему стать мужчиной, который однажды выйдет сражаться против Тиму и Вадьу и сможет спасти Дара от грядущего мрака.

Рисана понурила голову:

– Я не похожа на тебя. Не умею думать, как ты.

– Знаю. Я хотела, чтобы ты сама узрела путь, и ты была так близка к тому, чтобы преодолеть свои страхи. Так близка… – В голосе Джиа звучали жалость и сочувствие. – Именно за этим я и пришла сюда – дабы укрепить твою решимость и убедиться, что ты готова сыграть роль, для которой предназначена: создать бесподобную завесу из дыма, которая спасет твоего сына и Дара. Луна особенно прекрасна сегодня. Не прогуляться ли нам на башню?

* * *

Мерцающий фитилек одинокой свечи; две женщины стоят на коленях друг перед другом в комнате, далекой от чутких чужих ушей.

– Пусть меня называют злодейкой. Это не важно, пока народ Дара лучше живет при мне, чем без меня.

– Ты страдаешь пристрастием к громким словам, Джиа, веря, что они способны искупить страшные разрушения: ведь у тебя за спиной остаются кровавые руины. Но искупление остается всего лишь миражом, пока ты продолжаешь придерживаться своих методов.

– Неужели я окончательно потеряла тебя, Сото? Ты намерена погрузить Дара в пучину междоусобной войны?

– Ради блага нашего народа я до поры сохраню твой секрет. Но если ты не передашь бразды правления Фиро, когда он будет готов, то, клянусь Близнецами, я донесу правду до каждого уголка Дара.

Глава 62 Семя лотоса отправляется в путь

Крифи, четвертый месяц первого года правления, еще не получившего названия

Танванаки пришла к мужу и попросила выбрать, как будет называться его новое правление. В конечном счете ведь именно ему полагается быть императором Дара.

То был один из немногих вопросов, по которым она удосужилась узнать мнение супруга.

Говоря честно, Тиму понимал, что не вправе жаловаться. Дел у его жены было по горло. Гибель пэкьу Тенрьо создала временный вакуум власти, и некоторые видные таны предприняли шаги, бросающие вызов Танванаки. Ей с трудом удалось обуздать их посредством хитрости и кровопролития, а остальные таны признали ее наследницей пэкьу Тенрьо только благодаря щедрой дани со стороны Дара и обнаружению здесь тольусы. Все это явно были не те проблемы, в решении которых могло помочь знание классиков ано.

И вот сейчас, держа на руках новорожденного сына, Тиму чувствовал растерянность. В свои двадцать лет он сам был еще почти ребенком. Осознание того, что эта новая жизнь зависит от него, равно как и хрупкая нарождающаяся уния между льуку и дара, давила тяжким грузом.

Танванаки назвала мальчика Тодьу Роатан – ей не было дела до обычая дара подождать, пока ребенок достигнет разумного возраста и лишь затем давать ему официальное имя. Но для себя Тиму решил называть сына Дьу-тика, и слуги, большей частью состоявшие из рабов-дара, следовали его примеру. Он был доволен. Это был способ ощутить, что он способен на что-то повлиять, пусть даже и совсем незначительным образом.