Стена Бурь

По правде говоря, Дзоми понимала, что часть этих функций традиционно находилась в ведении премьер-министра. Тем не менее Джиа предпочла заново перераспределить обязанности между ней и Кого Йелу. Одно из двух: либо императрица решила таким образом наказать премьер-министра за излишнее рвение, с которым он казнил Ото Крина после раскрытия заговора, либо это было средством не дать Кого Йелу почивать на лаврах в ситуации, когда никто не способен подвергнуть его мнение критике.

– Я доверяю системам, а не личностям, – сказала императрица Дзоми. – Ты сильна в конструировании машин. Я хочу, чтобы ты стала таким же искусным инженером в создании систем управления. Быть может, мы дадим шанс предлагаемой тобой реформе системы экзаменов.

Дзоми вздохнула. Осуществление власти подразумевало тяжкую ответственность. Ей пришлось осваиваться в этой новой роли, учиться сочетать свое стремление к радикальным переменам с мудрой политикой постепенных преобразований. Мало того: Тэра также просила ее быть начеку и, когда наступит время, помочь в передаче власти от Джиа к императору Монадэту.

– Оба они, и моя мама, и младший брат, будут нуждаться в тебе и искать твоей преданности, – предупредила Тэра. – Тебе следует быть осторожной.

– Ты знаешь, что я не мастак по части политики, – ответила Дзоми. – У меня никогда не было к ней способностей.

– Пусть совесть послужит твоим наставником, – посоветовала Тэра. – И полагайся на свою любовь к простым людям: они всегда должны быть на первом месте. Уж хотя бы в этом все члены Дома Одуванчика сходятся во мнении.

По мере приближения даты отплытия Дзоми старалась проводить с возлюбленной как можно больше времени. И все-таки что-то в процитированных Тэрой строчках из Луана Цзиаджи не давало ей покоя. Она вновь вернулась к стихотворению и еще раз перечитала его.

Взвешивай тщательно рыбу и помни: вселенная познаваема.
Крубен поднимается с глубины, прилипала отделяется.
Плачущий младенец, воркующий родитель,
Великодушные спутники, братья,
Бдительная слабость,
Сочувствие, обнимающее мир вокруг нас.

Представить новые машины, увидеть никем не изведанные земли.

Поверить, что каждый имеет полное право владеть величием королей.

Благодарен.

* * *

Дзоми удивленно взирала на эти строки. Когда она впервые читала их, будучи подавлена совсем еще свежей утратой, то не обратила внимания на необычную форму стихотворения, однако теперь, пребывая в более спокойном состоянии ума, поразилась, как странно сие выглядит.

Ее учитель питал искреннюю любовь к формам классического ано и владел этим древним языком с мастерством истинного литератора. Но это конкретное стихотворение не следовало ни одной из известных ей классических форм. Древние ано ценили зрительную симметрию, и сочиненные на этом языке произведения строились по жесткому шаблону, определяющему число логограмм в строке. Стихотворения предназначались как для чтения вслух, так и для молчаливого созерцания их визуальной композиции.

Но каждая строка этого стихотворения имела различное число логограмм: семь, шесть, четыре, три, две, пять, ноль (пустая строка), восемь, девять, одна. Почему учитель проявил такое небрежение?

Конечно, он писал эти строки на смертном одре и, возможно, утратил способность придавать написанному строгую визуальную форму. Но Дзоми интуитивно понимала, что это объяснение не подходит.

«В стихотворении десять строк, каждая содержит различную цифру».

Учитель всегда наставлял ее в важности инженерии как искусства составлять существующие механизмы так, чтобы достичь новой цели. Не использовал ли он форму стихотворения, чтобы адресовать ей послание, смысл коего совершенно отличен от слов, из которых оно составлено?

Дзоми вернулась к вычислениям в «Гитрэ юту», касающимся открытия проходов в Стене Бурь. В них отсутствовало слишком много промежуточных действий, чтобы она могла полностью восстановить всю работу наставника, но все этапы, которым у нее получалось следовать, имели смысл.

Взгляд молодой женщины зацепился за каракули на полях одной из страниц – ряды точек, расположенных в определенной цифровой последовательности: пробел, один, два, три, четыре…

И тут до нее дошло наконец, что именно учитель хотел сообщить в своем стихотворении: это был шифр. Количество логограмм в каждой строке означало «действительное число», тогда как положение строки в стихотворении было цифрой. Так, ноль обозначал семь, один – шесть, два – четыре и так далее.

Луан Цзиаджи сделал свой метод вычислений как можно более туманным и представил льуку ложные результаты. Но он также оставил ученице ключ, позволяющий дешифровать неверные результаты, превратив их в правильные. Однако ко времени смерти он не был уверен, что предназначавшаяся для Дзоми информация не попадет в руки льуку, а потому скрыл ключ в стихотворении.