Стенание

– Миссис Слэннинг, – мягко повторил я, – вы порезались, вам нужно перевязать руку.

Рыдания прекратились, и Изабель повернулась, чтобы посмотреть на рану. Ее лицо ничего не выражало, а волосы растрепались. Она выглядела совершенно жалкой и подавленной. Подняв глаза, она встретила мой взгляд, но тут же содрогнулась и отвернулась.

– Не смотрите на меня, пожалуйста, – проговорила Изабель умоляющим шепотом. – Сейчас никто не должен на меня смотреть. – Она прерывисто вдохнула. – Наш отчим был ни в чем не виноват, он был добрым человеком. Но мы не видели этого, Эдвард и я, до тех пор, пока не стало слишком поздно. Наша мать всегда отличалась жестокостью: она специально составила завещание таким образом, чтобы мы поссорились, теперь я это понимаю. Потому что мы оба, я и Эдвард, так любили эту картину. Мать не хотела, чтобы мы навещали ее, но я иногда приходила, чтобы посмотреть на фреску. Чтобы снова увидеть нашего дорогого отца.

Я посмотрел на пустое кресло покойной хозяйки дома, повернутое к тому, что осталось от фрески. На сиденье все еще лежало рукоделие.

– Он умер так внезапно, наш любимый папочка. Почему он покинул нас? Ну почему? – Миссис Слэннинг снова заплакала, как потерявшийся ребенок. – Ох, Эдвард, Эдвард! Это я толкнула брата на тот отвратительный поступок. Все эти годы я могла сказать правду; старая вера говорит, что если покаяться в грехах, то можно получить прощение. Его новая вера не позволяла даже этого. Однако я… – Ее голос упал до шепота: – Мое черствое сердце мешало мне признаться. Но мы оба сделали это, оба!

Я подскочил от громкого стука в дверь. Послышались голоса: Воуэлла и еще чей-то, а потом в комнату быстро вошел Винсент Дирик. За спиной у него театрально развевалась мантия, а на его худом ястребином лице застыло выражение ярости. Сперва он взглянул на нас с Николасом и на рыдающую на полу Изабель, а затем, увидев изуродованную картину, изумленно разинул рот.

– Шардлейк! – охнул он. – Что вы сделали? Почему моя клиентка в таком состоянии?

Я медленно поднялся: мои колени хрустнули, а спина мучительно запротестовала. Изабель смотрела на Дирика таким же недоумевающим потусторонним взглядом, как взирал на нас с Филиппом Эдвард в Тауэре: как будто не понимала, кто перед ней.

– Спросите у нее самой, – с тягостным чувством ответил я.

Винсент снова уставился на картину. Возможно, в этот момент он увидел, как перспектива его бесконечных гонораров осыпается вместе с гипсовой пылью, все еще падающей из щелей.

– Кто это сделал? – спросил он.

– Боюсь, что Изабель.

– Христовы раны! – Дирик посмотрел на свою клиентку. Миссис Слэннинг опять съежилась, не зная, куда девать глаза от стыда. – Посмотрите, в каком она состоянии. – Он ткнул в меня пальцем. – Я не могу нести ответственности за то, что сделала эта дама! Я пытался отговорить ее посылать жалобу в Тайный совет, но она настояла!

– Я знаю. И поскольку Изабель ваша клиентка и вы должны держать любые сведения о ней в тайне, могу сказать, что сорок лет тому назад они с братом сговорились убить своего отчима. Теперь Эдвард, мучимый раскаянием, покончил с собой, а Изабель могла совершить то же самое, если бы мы не подоспели вовремя. – Я снова взглянул на картину. – Это настоящая трагедия, Дирик. И она усугубилась запутанной тяжбой, как и задумала их мать, решившая напоследок поссорить сына и дочь. Наши с братом Коулсвином усилия найти мирный путь к соглашению не увенчались успехом, но лишь привели к открытию этого ужаса, – печально добавил я.

Затем я устало направился к двери, а Винсент уставился на миссис Слэннинг.

– Погодите! – сказал он, обернувшись. – Вы не можете оставить меня одного с ней в таком состоянии…

– Воуэлл поможет вам перевязать рану. И потом, если вы примете от меня совет, первым делом следует послать за священником миссис Слэннинг. Позаботьтесь, чтобы пришел именно он, так как Изабель придерживается старой религии и это для нее очень важно. Не знаю, может быть, викарию и удастся помочь ей. – Я повернулся к Николасу. Он рассматривал лицо мастера Джонсона, который по-прежнему взирал на нас с изуродованной картины с надменным и самоуверенным видом. – Пойдем, Ник.

Мы оставили Дирика и старого Патрика и вышли на улицу, под августовское солнце.

Там я сказал своему ученику:

– Ты спас миссис Слэннинг.

– У нее был добрый, любящий отец, и все же она дошла до такого, – тихо ответил Овертон, и я с гнетущим чувством понял, что письмо от родителей заставило задуматься о самоубийстве и его самого. Но он отверг эти мысли и именно поэтому с таким участием отнесся к Изабель. – Что же теперь с нею будет? – спросил юноша.

– Не знаю.

– Бедная женщина, похоже, она совсем сломалась. – Николас глубоко вздохнул, пристально посмотрел на меня своими зелеными глазами и заключил, твердо и серьезно: – Но я не из тех. кто сдается.