Стенание

Мне очень хотелось прикоснуться к Екатерине, утешить ее, но я не смел этого сделать. Какое-то время мы молча стояли напротив огромного причудливого камина, где над решеткой резвились высеченные на панелях геральдические звери. Мэри Оделл дожидалась в нескольких ярдах от нас, скромно сложив перед собой руки.

Наконец королева глубоко вздохнула.

— Моя семья надеется, что когда-нибудь я стану регентшей при принце Эдуарде, — тихо проговорила она. — Если это случится, не будет никаких сожжений, никаких преследований. Правила управления Церковью будут пересмотрены, исчезнет смертная казнь. — Она сардонически улыбнулась. — Но Сеймуры, как дядюшки будущего короля, считают, что у них больше прав на это. Хотя я уверена, они тоже захотят смягчить суровость нынешних законов. Одно время мы вместе противостояли Гардинеру и его сторонникам, но в будущем… Все в руках Божьих. — Ее голос зазвучал более страстно. — Я утешаюсь тем, что будущее в Его руках. Наш долг — быть Его рабами и верными слугами на этой бедной, жалкой земле. — Она снова склонила голову. — Но я нарушила свой долг, когда вопреки советам архиепископа, исключительно из гордыни, сохранила рукопись книги, не пожелав ее уничтожить.

— А мой долг — вернуть собственность, украденную у благороднейшей леди, и призвать к ответу убийц. Это все, что я могу обещать, ваше величество. Я не могу обещать поисков веры.

— Это больше, чем сделали бы для меня прочие подданные, во всяком случае многие из них. — Королева улыбнулась, а потом импульсивно подняла руку, словно собираясь коснуться моего локтя, но тут же уронила ее обратно.

Когда она заговорила снова, ее голос звучал ровно и даже несколько формально:

— Час уже очень поздний, Мэтью. Мэри может приготовить для вас комнату во внешних апартаментах, чтобы вы переночевали во дворце. А завтра утром уйдете. Я знаю, у вас много дел.

Мне нашли место у ворот — большую комнату с тростниковой циновкой и удобной кроватью. Я спал крепко и проснулся поздно: солнце уже поднялось высоко и с широкого двора за окном доносился говор людей. Было воскресенье, и звонили церковные колокола внутри дворцового квартала и за его пределами. Мне вспомнилось, что вчера состоялись похороны Билкнэпа, о которых я совсем забыл. Интересно, пришел ли на них хоть кто-нибудь? Что же касается его последнего злорадного заявления… возможно, эта тайна умерла вместе с ним.

Я торопливо оделся: мне нужно было доставить сообщение Стайсу, а кроме того, я хотел поговорить с Николасом. Выйдя из апартаментов, я увидел людей, собравшихся с трех сторон двора у помещения королевской стражи. Слуги, придворные, чиновники — казалось, все сошлись в этом месте. Чуть поодаль я заметил Уильяма Сесила и протолкался сквозь толпу, чтобы поздороваться с ним.

— Брат Шардлейк? — удивился он. — Вы пробыли здесь всю ночь?

— Да, мне предоставили ночлег, так как было уже очень поздно.

— Мне тоже часто приходится ночевать здесь. Но я скучаю по жене. — Молодой человек грустно улыбнулся, а потом с любопытством посмотрел на меня. — Вы говорили с королевой?

— Да. В основном о религии.

— Она хочет, чтобы увиденный ею свет узрели все.

— Да, действительно, — согласился я и сменил тему: — Похоже, мастер Сесил, впредь мы будем тесно сотрудничать и даже встречать плечом к плечу опасность.

Уильям серьезно кивнул:

— Да. Я и не предполагал, что дело зайдет так далеко.

— И я тоже. — Я с любопытством огляделся. — А зачем все тут собрались?

— Разве вы не знали? Когда король в своей резиденции в Уайтхолле, в воскресенье по утрам он устраивает торжественное шествие в церковь.

— Вместе с королевой?

— Да. Смотрите.

И я увидел, как из богато разукрашенной двери, ведущей в помещение королевской охраны, вышли несколько стражников и выстроились в линию. Потом появился другой отряд — королевских телохранителей в своих черных с золотом мундирах и с алебардами. За ними показался король. Поскольку он был ближе ко мне, чем шедшая рядом с ним королева, я лишь мельком заметил Екатерину по другую сторону этой огромной туши — мелькнуло ее яркое платье. Все, кто был в шапках, сняли их, и толпа издала приветственный рев.

Я взглянул на Генриха. Сегодня он был в официальном пышном наряде — длинной шелковой мантии кремового цвета, с куньим мехом на широких подбитых плечах. Он казался чуть менее ожиревшим, и я гадал, насколько справедливы слухи, что нашего монарха затягивают в корсет, когда он появляется на публике. Огромные перевязанные ноги правителя были обтянуты черными рейтузами. Он двигался очень скованно, опираясь одной рукой на толстую трость с золотым набалдашником, а другой на телохранителя.