Стенание

— Да, и поэтому тебя послали в Лондон изучать право. Уверен, к тому времени, когда твое обучение закончится, родители уже перестанут сердиться и, возможно, даже начнут уважать тебя за твой поступок.

— Да никогда такого не будет, — горько сказал Овертон. — Отец предупредил, что, если я не женюсь по его выбору, он лишит меня наследства. Он послал меня изучать право, чтобы убрать подальше с глаз долой. И мать тоже его поддерживает, она настроена даже еще более решительно, чем отец. Сказала, что раз я отказываюсь выполнить их волю, то я не мужчина и не сын ей. Так что на наследство мне рассчитывать не приходится. — Юноша злобно посмотрел на меня.

— Это звучит очень жестоко. Но слова, сказанные в гневе…

Молодой человек покачал головой:

— Родители не шутили. Я видел это по их лицам, когда они говорили мне это. Хорошо помню ту внезапную слабость, когда я понял, что они меня не любят. — Ник вдруг закашлялся, и пришлось некоторое время подождать, прежде чем он смог продолжить. — Мать с отцом уже наняли юристов, чтобы узнать, как не допустить меня к имуществу. Они передадут его моему кузену, молодому хлыщу, который охотно женится хоть на одноногой карлице, если та принесет ему богатство. Нет, мастер Шардлейк, мои родители серьезно взялись за дело. — Он потупился и стал разглаживать простыню на неубранной постели. — Я их единственный ребенок. Это моя беда, как и их самих.

— У меня тоже нет ни братьев, ни сестер. Да, в этом есть свои минусы, хотя мне никогда не было так тяжело, как тебе.

Николас обвел взглядом комнату, посмотрел на сваленные кое-как книги по юриспруденции:

— Иногда право кажется мне интересным, хотя порой все это напоминает крыс, грызущихся в мешке. Взять хоть Изабель Слэннинг…

Я улыбнулся:

— К счастью, такие случаи редки. А какие дела кажутся тебе интересными?

— Такие, где можно посочувствовать клиенту, где видишь, как можно исправить несправедливость.

— Нельзя помогать только тем, кого ты одобряешь. Однако в осеннюю сессию ты, вероятно, сможешь ассистировать мне по делам в Суде палаты прошений.

Парень состроил гримасу:

— Мужичье судится с джентльменами, которые испокон веку являются естественными их правителями?

— Разве не все имеют равные права прибегнуть к закону, как и иметь определенные религиозные воззрения?

Николас в ответ лишь пожал плечами.

— Возможно, ты увидишь все в ином свете, если поработаешь над такими делами, — добавил я.

— Не знаю. Сейчас я хочу одного — активной жизни в стремлении к благородной цели. Даже если это означает новое похищение. — Овертон улыбнулся, и его большие зеленые глаза просияли.

— Хочешь, чтобы твоя деятельность была наполнена высоким смыслом?

Он поколебался, а потом сказал:

— Да, пожалуй.

Теперь я понял, по какой причине молодой Овертон стремится к жизни, полной авантюр: он хочет избавиться от воспоминаний о том, как недостойно обошлись с ним собственные родители. Я вспомнил историю, как Николас дрался с кем-то на мечах из-за проститутки, и подумал: если этот парень не найдет столь нужных ему приключений со мной, он может найти их где-нибудь еще и закончит плохо — у него есть тяга к саморазрушению. А так я, по крайней мере, буду рядом и смогу направлять его и сдерживать.

— Ты думаешь, что дело, которому я служу, справедливо? — спросил я.

Ник серьезно ответил:

— Если оно положит конец преследованиям, которые я вижу с тех пор, как приехал в Лондон, то да.

— Я могу сказать тебе, на кого работаю, и сообщить все детали этого расследования, но сначала ты должен поклясться клятвой джентльмена, что не скажешь об этом никогда и никому — на всем белом свете.

— У меня здесь нет Библии.

— Хватит и твоего честного слова.

— Тогда клянусь.

— Моя нанимательница — благородная леди, ее величество королева Екатерина.

Овертон вытаращил глаза:

— Скелли говорил мне, что вы выполняли для нее поручения юридического характера.

— Я знал ее еще до того, как она стала королевой. Это добрая и великодушная женщина.

— Многие говорят, что у нее неприятности.

— Да. Ее величество в беде. Однако она никого не преследует.

— Тогда я помогу вам.

— Спасибо. Но, Николас, делай все, как я скажу: осторожно, без ненужного героизма.

Молодой человек покраснел под своими синяками:

— Хорошо.

Я пожал ему руку:

— Стало быть, договорились.

Глава 31

Я пошел из Амен-Корнер обратно на Нидлпин-лейн. В свете дня узкий переулок выглядел еще более грязным и отталкивающим: на стенах старых домов облупилась штукатурка, а из сточной канавы посредине воняло мочой. Было воскресенье, однако у таверны «Флаг» стояли на солнцепеке мужчины, жадно глотая пиво из деревянных кружек. Среди них я увидел пару ярко накрашенных девиц в платьях с глубоким вырезом. Указом короля этой весной все бордели в Саутуарке закрыли, но, хотя проституция и так была запрещена в Сити, а нарушителям полагалась порка, многие шлюхи перебрались на северный берег реки. Одна девица, сильно навеселе, поймала мой взгляд и закричала:

— Не пялься на меня так, горбун, я уважаемая леди!

Мужчины дружно посмотрели на меня, и некоторые захохотали.