Я вспомнил, как Сесил пришел ко мне после убийства Элиаса. Этот негодяй Броккет, должно быть, тогда и впрямь подслушивал за дверью. Если они все это знали с самого начала, подумал я, нет смысла продолжать лгать про пропавший перстень. В полнейшем ужасе я осознал, в какой переплет попал, и мое избитое лицо дернулось.
Король заговорил снова, теперь странно спокойным тоном:
— Энн Аскью. Я не хотел, чтобы эту женщину пытали. Я лишь дал Ризли разрешение слегка надавить на нее. — Он чуть колыхнулся в своем кресле, но потом строго добавил: — Так что это целиком и полностью их вина — его и Рича. Пусть пострадают, если записи Аскью опубликуют. — Тут Генрих снова взглянул на меня и проговорил с язвительной холодностью: — Королева должна была сказать
Я судорожно сглотнул и решил, что каждое произнесенное сейчас мною слово должно быть тщательно взвешено, чтобы защитить ее величество, отклонить все возможные обвинения Екатерины в неверности. Иначе все поистине было напрасно. Я набрал в грудь побольше воздуха:
— Когда лорд Парр советовался со мной сразу после пропажи рукописи, королева была страшно расстроена и испугана в связи с… в связи с последними событиями. — Я знал, что своим последующим заявлением могу подписать себе смертный приговор, однако решительно продолжил: — Это я попросил ее величество позволить мне попытаться тайно разыскать книгу, используя в качестве прикрытия историю про украденный перстень.
— Завтра я буду допрашивать лорда Парра, — тихо предупредил Пейджет.
Услышав это, я испытал облегчение. Я знал, что дядя королевы при всех своих недостатках тоже сделает все, чтобы отвести ответственность от племянницы и возложить ее на себя. А чтобы наши истории совпадали, я добавил:
— Лорд Парр согласился с тем, что мы должны попытаться тайно разыскать рукопись.
— Кто еще знал об этом? — резко спросил король.
— Только архиепископ Кранмер. После того как королева написала эту книгу, она поняла, что ее могут счесть слишком радикальной. Она поинтересовалась его мнением, и милорд архиепископ заявил, что публиковать подобное сочинение нельзя. Но рукопись не успели уничтожить, потому что она пропала. Ее украл тот стражник, — осмелился сказать я. — Так что королева не обманывала вас, ваше величество: она намеревалась сразу сжечь книгу, чтобы не прогневать вас.
Правитель молчал, наморщив лоб. Потом он пошевелил ногами и поморщился от боли, а когда снова посмотрел на меня, выражение его глаз изменилось.
— Значит, королева боялась меня прогневать? — тихо уточнил он.
— Да, ваше величество. Когда обнаружилась пропажа, она была потрясена, растеряна…
— Что и неудивительно. После всех этих месяцев, когда Гардинер и его приспешники пытались настроить меня против супруги. — В голосе Генриха нарастал гнев, но, к счастью, в данный момент объектом его ярости был уже не я. — Гардинер говорил мне, что Екатерина якобы еретичка, отрицающая мессу, — они хотели снова разбить мне сердце! — Он откинулся в своем кресле. — Но я знал их методы, я знал, что моя Кейт искренна в своей вере — единственная после Джейн. Поэтому я сказал этим интриганам, что не предприму ничего без убедительных доказательств. А они не сумели их привести — ни одного, вообще ни одного! — Его лицо покраснело, и на лбу показался пот. — Эти негодяи пытались настроить меня против Кейт и вернуть обратно в лоно Рима! Теперь я вижу их насквозь, они заплатят за все…
Эта речь закончилась приступом болезненного кашля, отчего лицо короля потемнело и приобрело коричневый оттенок. «Стенание грешницы», которое он держал на коленях, начало соскальзывать на пол. Я инстинктивно наклонился, но Пейджет, бросив на меня сердитый взгляд, сам вернул рукопись в руки правителя, а потом взял его кубок, торопливо наполнил и протянул обратно Генриху. Король жадно выпил и, тяжело дыша, откинулся на спинку.
Уильям пробормотал:
— Ваше величество, может быть, не стоит слишком много говорить перед этим человеком?..
— Нет, — ответил король, — есть вещи, которые Шардлейк должен знать. — И посмотрел на меня. — Когда рукопись принесли мне, я испугался того, что там могло быть написано. Но я прочел ее. — Тут, совершенно неожиданно, губы Генриха сложились в чопорную улыбку. — Пожалуй, суждения Екатерины немного легкомысленны, но, — его величество пренебрежительно махнул рукой, — королева всего лишь женщина, и она излишне эмоциональна. Здесь ничего не говорится против мессы. Книга определенно не еретическая. — Он говорил высокопарно, безапелляционно, как и подобает человеку, уполномоченному выносить суждения самим Богом, каковым Генрих искренне себя и считал. — Страх Кейт чрезмерен, — заключил он.
Я подумал, как быстро у него сменяются чувства, которые он совершенно не скрывает. По крайней мере, сейчас, хотя события последних месяцев и показали, что его величество может быть также холодным и скрытным. И все же последние слова монарха вселили в мое сердце надежду.