А про себя подумал, как же обрадуются местные сплетники, когда распространится новость о памятнике, который решил установить себе Стивен. Вот уж будет им о чем почесать языками.
Затем я направился к конторе Билкнэпа. Теперь ставни в его комнате были открыты. В дверях послышался шум, и двое мужчин вытащили наружу дешевый гроб.
— Покойник совсем легкий, верно? — сказал один из них.
— Тем лучше для такого жаркого дня, — отозвался его напарник.
Они вынесли домовину из ворот, и залитый солнцем квадрат двора остался совершенно пустым. У нас существовал такой обычай: когда умирает член инна, при выносе гроба его друзья выходят во двор. Но никто не пожелал оплакивать Билкнэпа.
Я пошел прочь, домой. Мне хотелось есть, ведь я снова пропустил обед. Открыв дверь, я услышал голос Мартина Броккета, кричавшего с кухни Джозефине:
— Заруби себе на носу, юная леди, ты подчиняешься мне, а не моей жене! И должна докладывать мне, где ты была!
Я встал в дверях в кухню. Мартин гневно смотрел на Джозефину, его обычно бесстрастное лицо покраснело. Я помнил, как приемный отец вечно запугивал бедную девочку, неизменно приводя ее в дрожь и замешательство, и теперь мне было приятно видеть, что моя служанка не робеет, а смело смотрит на Броккета, отчего тот багровеет еще пуще. Агнесса стояла рядом, заламывая руки, а Тимоти затаился у окна в надежде, что его не заметят.
— Нет, Мартин, — резко сказал я. — Джозефина должна отчитываться передо мной. Она служит мне, как и вы с Агнессой.
Броккет взглянул на меня. Было почти смешно наблюдать, как он отчаянно пытается придать лицу свое обычное невозмутимое выражение.
— С чего это вы вдруг так набросились на бедную девушку? — спросил я его.
— Сегодня моя жена, — он замахнулся на Агнессу, — не спросив у меня позволения, разрешила этой девке идти гулять с тем молодым щеголем. А та вернулась слишком поздно. Сказала Агнессе, что будет в три, а сейчас уже почти четыре.
Я пожал плечами:
— У Джозефины выходной. Она может возвращаться когда хочет.
— Если она встречается с молодым человеком, меня следует поставить в известность.
— Но вас известили. Ваша жена. И я видел, как вы смотрели на Джозефину, когда та уходила.
— Но ради приличия она должна была вернуться тогда, когда сказала! — Управляющий еле сдерживался.
— Она уже взрослая и может прийти когда захочет. Запомни, Джозефина: если ты встречаешься с Брауном в свой выходной, то можешь возвращаться в любое время до вечернего звона; достаточно лишь заранее предупредить Мартина, Агнессу или меня.
Девушка сделала книксен.
— Спасибо, сэр, — проговорила она и мельком бросила на Броккета победоносный взгляд.
— И впредь, пожалуйста, больше никакого крика, — добавил я. — Я не потерплю ругани в своем доме. Джозефина, не принесешь ли мне немного хлеба и сыра? Я сегодня не обедал.
С этими словами я вышел.
Вообще-то, конечно, неправильно открыто вставать на сторону младшей прислуги в ее конфликте с экономом, но Мартин сам довел меня до этого. Хотел бы я знать, какая кошка пробежала между ним и Джозефиной!
Из окна я видел, как Тимоти вышел из кухни и направился через двор к конюшне. Повинуясь какому-то смутному порыву, я решил проследить за ним.
Парень сидел на своем обычном месте, на перевернутом ведре рядом с Бытием, и тихо разговаривал с конем, как он частенько делал. Слов мне было не расслышать. Когда моя тень в дверях загородила свет, подросток оглянулся и откинул с лица черные волосы.
Я непринужденно завел разговор:
— Мастер Броккет, похоже, очень рассердился на Джозефину.
— Да, сэр, — мгновенно согласился Тимоти.
— А раньше он когда-нибудь вот так же кричал на нее?
— Ну… Он любит, чтобы мы соблюдали порядок. — Паренек озадаченно посмотрел на меня, словно бы говоря: но это ведь так уж заведено.
— А ты, случайно, не знаешь, отчего эти двое враждуют между собой? Давай говори, я знаю, тебе нравится Джозефина! Если у нее возникла какая-то проблема, то я ей помогу.
Юный слуга покачал головой:
— Они, похоже, действительно недолюбливают друг друга, сэр, но я понятия не имею почему. Сначала все было нормально, но в последние месяцы Джозефина все время смотрит на мастера Броккета сердито, а он никогда не упустит случая ее отругать.
— Странно, — нахмурился я. — Ну ладно. Скажи, а ты подумал о том, что я тебе предлагал? О возможности отдать тебя в подмастерья?
Тут Тимоти заговорил с неожиданной горячностью:
— Я бы предпочел остаться здесь, сэр. Ухаживать за Бытием. Так не хочется покидать ваш дом… — Он покачал головой.
Мне вспомнилось, что, когда мы познакомились, Тимоти был беспризорником, уличным мальчишкой, жившим впроголодь. Мой дом оказался для него единственным безопасным местом, какое он знал в жизни. Но мне казалось неправильным, что мальчик его возраста не общается со своими сверстниками.