Когда съемки в Бектоне закончились, началась работа над первой частью фильма: обучение новобранцев на военной базе в Пэррис-Айленде. Первое, что должны были сделать актеры, – это подстричься. С дисциплинированным молчанием солдаты Стэнли выстроились к парикмахеру на складе в Бримсдауне. Камера снимала их встревоженные лица. Чтобы сделать быстро короткие стрижки, как хотел Стэнли, вместо ножниц парикмахер использовал машинку, которую Стэнли просил меня купить для стрижки собачьей шерсти. Она месяцами лежала без дела в ящике, потому что мы думали, что она слишком мощная и опасная; но для новобранцев она была просто идеальной.
Сержант, чья работа заключалась в том, чтобы сделать из этих обычных американских парней морских пехотинцев, был Ли Эрмей. Ли был военным в отставке, он участвовал во Вьетнамской войне, Стэнли нанял его в качестве консультанта. Одной из первых задач, которая стояла перед Ли, было научить актера, который должен был сыграть сержанта в фильме, правильной осанке. Постепенно стало понятно, что Ли сам является идеальным кандидатом на роль. Зачем учить кого-то играть роль инструктора строевой подготовки, когда у вас в распоряжении есть реальный инструктор.
Ли прошел прослушивание, выучил свои реплики, надел костюм и встал напротив шеренги солдат, чтобы Стэнли увидел, на что он способен. Когда Стэнли сказал «Начали!», непрерывный поток приказов и ругательств посыпался изо рта Ли. Его прорвало; казалось, что он хочет откусить голову стоящего напротив него человека. Это было так натурально. И страшно. Внезапно я увидел сержанта, с которым я познакомился в течение пяти дней, проведенных в казармах в Риме, когда мне было 18. Он тоже орал во всю глотку, мы должны были стоять по струнке; он заставлял нас маршировать весь день. После того как мы спали четыре часа, он возвращался и заставлял нас отжиматься на морозе. Он не разрешал нам останавливаться до того момента, как мы не начинали стонать от боли, и даже тогда он заставлял нас стоять с винтовками, смотреть в пустоту и дрожать от холода, пока не начинал брезжить рассвет. Это было адом, и я сбежал оттуда через четыре дня. Я вступил в армию как волонтер, выбрав стезю механика, чтобы мне не нужно было носить оружия. Я был напуган оружием после того, что я видел в Кассино, будучи ребенком. Они говорили так, как будто армия была гражданской или военной тренировочной школой, но это не было правдой. Я попросил разрешения навестить родственника и сбежал из казарм и из Италии.
Ли закончил. Казавшийся бесконечным поток оскорблений иссох. Мы все были поражены, особенно актер, игравший жертву этого сержанта. Ли смотрел на нас так, будто ожидал аплодисментов. Когда я отошел от первоначального шока, я понял, что в исполнении Ли было что-то смехотворно сюрреалистичное, но я все равно чувствовал себя странно.
– Превосходно! Пойдемте снимать, не будем терять времени, – сказал Стэнли.
Когда я встретил Ли утром, он, казалось, был в хорошем настроении.
– Вы хорошо выглядите сегодня.
– О, вот это жизнь!
Он действительно отлично проводил время. Было удивительно видеть, каким добрым и полезным он был, когда выходил из своей роли. Камера включена, камера выключена: на площадке он орал матом; вне ее он был уравновешенным человеком, который никогда не употреблял ругательств. Иногда он импровизировал и использовал выражения, которые были намного жестче, чем те, что прописали в сценарии Стэнли с Майклом Херром. То, что он делал, было неповторимо, и Стэнли приходил в восторг от этого.
Съемки сцен с тренировками не были проще съемок в Бектоне. В конце четырех недель съемок мы оставались на том же месте в сценарии: бесконечная муштра и выматывающая полоса препятствий на рассвете. Несмотря на все это, я никогда не видел Стэнли таким счастливым, когда он возвращался домой со съемок. Когда мы снимали другие фильмы, мне всегда приходилось спрашивать у него, как дела; на этот раз он сам выкладывал мне все, как только видел меня. Он продолжал хвалить своих солдат.
– Что ты думаешь об этих мальчиках? – спрашивал он, и сразу добавлял, не давая мне времени на ответ: – Они кажутся добрыми и отзывчивыми и очень трудолюбивыми.
Ничто не могло ослабить его энтузиазма относительно «Цельнометаллической оболочки». Он постоянно призывал меня восхищаться фильмом, а я пытался уладить миллион проблем в одно и то же время. В конце каждого дня, когда я только собирался пойти домой, я получал еще один звонок с просьбой сделать что-то еще.
– Мы можем сделать это завтра, Стэнли? – умолял я его и думал, есть ли что-то или кто-то в этом мире, кто сможет утихомирить его.
Как обычно, мы сильно отставали от графика, но все смирились с фактом, что съемки «Цельнометаллической оболочки» будут продолжаться, несмотря ни на что. Все, что нам оставалось, это идти по течению и максимально выкладываться, чтобы завершить проект, и в конце концов нам это удалось: осенью 1986 года. Мы снимали больше 13 месяцев. «Сияние» заняло 10 месяцев. Каждый раз Стэнли удавалось побить свой собственный рекорд.