Степень виновности (СИ)

— Кто зна-ает. Можно ожидать его или Москву, так как другим не доверит. Димка будет секретарем, он любит работать с писаниной…[3]

Удобно устроившись рядом с сидением, Камиль перенес часть своего веса на подлокотник.

— В присяжных наберут случайных олицетворений. Это тоже составляет некую проблему. Но, если в их числе окажется кто-то из Урало-Поволжья… Будет проще. — Его голос стал более ровным: было видно, что он, если не успокоился полностью, то уже довольно сильно остыл.

— Кто будет обвинять? — Олег бросил быстрый взгляд снизу вверх и, не поймав ответного, остался ни с чем.

— Вятка.

— Но он же…

— Да. Я старался помешать этому случиться, но сделать ничего не смог. Вятка является слишком хорошей кандидатурой: он из правящей семьи, близок к Ижау…

— Это испортит все еще больше…

— Согласен. Свидетелем со стороны обвинения, кстати, будет Ярославль. Еще один представитель нашей любимой семьи, и снова в теме. — Татарин прервался, будто вспоминая что-то. — У него было больше времени на сбор материала, и как бы это не вышло нам боком.

Нижний вздохнул. Исход дела зависел от стольких переменных, что уследить за всем казалось просто нереальным.

— И еще одна проблема состоит в том, что у нас нет свидетеля защиты. Я-то, конечно, сделаю все, что от меня зависит… Но что, если никто не сможет подтвердить мои слова?

— Как это «никто»? — Олег развернулся к татарину, полностью обращая его внимание на себя. — А как же я?

— Ты не связан непосредственно с делом. — Пожал плечами Казань. — Помочь-то ты, может быть, и сможешь, но, если будут задавать лишние вопросы… Мы можем погореть.

— А я не могу быть твоим помощником?

— Мог бы. Если бы думал головой и получил диплом раньше.[4]

— Эй-эй-эй! Не забывай, благодаря кому, ты получил свой![5]

Стараясь отвлечь друга от обилия ненужных мыслей и остатков волнения, Олег, легко обнял татарина за пояс и перетянул к себе на колени.

— Мне кажется, тебе надо немного забыться. — Нижний Новгород улыбнулся. — Лишние переживания все равно бессмысленны, делу они все равно не помогут…

— Зато мне самому кое-что уж точно поможет. — Шепнул Казань, неожиданно почти вплотную приблизив лицо к лицу Олега. — И оно будет приятнее, чем что-то еще.

Не то чтобы Ижевск хотел слышать все это — напротив, он бы отдал в тот момент многое, дабы не знать, кто именно будет выступать против него, со стороны обвинения, и кто будет судьей.

Проснувшись, он направился на кухню за водой, так как голова после очередного употребления кумышки никак не хотела становиться на место. Намереваясь проскочить мимо гостиной, он уже на подходе к ней замедлил шаг и был готов как можно более незаметно преодолеть открытый дверной проем, когда и услышал разговор Казани и Нижнего Новгорода.

Вятка. Тот, кого он всегда считал своей поддержкой и опорой, в последнее время стал для Ижевска чуть ли не проклятием, чуть ли не главным врагом. Удмурту было до чертиков обидно, что в противовес ему ставился именно Вятка — тот, к которому он сам был так привязан, тот, которого удмурт все же любил.

Поняв, какое именно испытание его ждет, Ижевск попытался представить себя на месте Кирилла. Рыжику было пока еще не столько интересно то, зачем тот согласился обвинять такого близкого ему олицетворения, сколько представить, как поведет себя Вятка непосредственно в зале суда. После нескольких неудачных попыток, удмурт прекратил это занятие — попасть «в точку» у него совершенно не выходило. Он только больше запутывался в том, чего же ему ждать от Кирилла, и в то какие чувства к нему сейчас испытывал он сам.

Тот факт, что Москва будет судьей, занимал его мысли меньше — хоть Ижевск и боялся Михаила как олицетворения, никаких личных отношений у него с ним не было, а потому полагалось просто посмотреть страху в лицо и принять обвинительный приговор с достоинством — а что все кончится именно так, Ижевск даже и не сомневался.

Несмотря на все раздумья, рыжику все же удалось проскользнуть на кухню незамеченным. Медленно отпивая воду из высокого граненого стакана он думал о том, не будет ли идеальным вариантом окончание суда не в его пользу. Да, это выставит его в плохом свете на всю страну, но, при этом, само заседание закончится, скорее всего, довольно быстро, и можно будет забыть его как страшный сон.

28 мая 1893 года. г. Казань. 08:00.

Роковой для Ижевска день, казалось, ничем не отличался от всех предыдущих. Солнце уже успело прогреть весеннюю землю ранее и сейчас установило уже по-настоящему летнюю погоду. Повсюду все цвело, распускалось, пахло — и потому удмурту было вдвойне жаль, что суд был назначен именно на сегодня, ведь то, что творилось в его душе, кардинально отличалось от состояния всего мира вокруг.