Степени (СИ)

Почему? Ну почему всё не могло быть проще? Так, чтобы можно было взять, разложить на этапы и постепенно решить. Почему дело Линдермана оказалось настолько связанным с отцом? Почему так случилось, что Нейтан жив, а Хайди почти половину суток спасают в операционной? Почему он отчётливо помнит, как видел сверху сминающуюся в груду металлолома машину, пустое водительское кресло, на котором ещё несколько секунд назад сидел он сам, и Хайди, с ужасом смотрящую перед собой и кричащую в пустоту его имя? И, в конце концов, почему, откуда Питер мог узнать, что причиной аварии была преследующая их машина? Это всё не подчинялось никаким правилам, никакой логике, и, следовательно, только больше всё усугубляло!

Он оглянулся, убедившись, что их никто не слышит.

- Кто тебе это сказал?

Питер пожал плечами.

- Кто. Тебе. Это. Сказал.

- Мне… это снилось, когда ты позвонил, – часто заморгав, но не отводя глаз, ответил Питер.

- Моя жена при смерти, а ты… о каких-то снах…, – Нейтан грубовато похлопал его по шее, и, раздражённо облизнув губы, отошёл в сторону, – отлично.

- Но ведь была другая машина! Так? – не отступаясь, Питер снова обошёл брата и, сжав его за плечи, вопросительно заглянул в глаза, – Нейтан!

Тот угрюмо уставился на него.

- Была? – не сдавался Питер.

Господи, да что он сейчас теряет… Не важно, откуда Питер это знает, важно, что он один из немногих, с кем можно всем этим поделиться.

И Нейтан сдался. Вся усталость от ожидания и страха, которую он сдерживал, нахлынула от него, смыв с лица бесстрастность, а из глаз – стальной блеск. Стараясь всё-таки держать себя в руках, он позволил себе чуть более глубокий вдох.

- Да, – с трудом переведя дыхание, он сглотнул, и совсем уже дрогнувшим голосом добавил, – это люди Линдермана… видимо, узнали о планах прокурора.

Сначала лишь немного позволив себе подпустить поближе эмоции, Нейтан сам не заметил, как каждое слово, из тех, что он уже миллион раз проговорил про себя, сейчас, произнесённое вслух, подбрасывает дров в топку ярости, ненависти к Линдерману, так тщательно скрываемой ранее, прикрываемой мыслями об отце и собственной профессиональной беспристрастности. И, кроме того, этой злостью так легко было прикрыть боль, почуявшую добычу, и заставляющую что-то колоть в груди.

- Сам виноват, как я мог всерьёз связаться!

- Эй, эй! Смотри на меня! – не давая уйти разошедшемуся брату, Питер почти силой снова развернул его к себе, – смотри на меня! Это не твоя вина! Это вина отца! И ты знаешь, что это ещё не конец!

Послушно замерев на месте и внимая горячей защите Питера, Нейтан вдруг точно понял, что на один вопрос он всё-таки нашёл сегодня ответ. Единственно верный, единственно возможный, как и должно было быть.

- Если… я соглашусь вести это дело… ты дашь показания? – едва касаясь груди брата, словно боясь спугнуть его, медленно, тщательно проговаривая слова, спросил он.

Переживание на лице Питера сменилось решимостью. Он торжественно положил ему на плечи руки, касаясь испачканного в крови ворота рубашки, и без капли сомнений подтвердил:

- Да.

- Против своего отца? – с волнением уточнил Нейтан.

Но повторного ответа не дождался. Подошёл врач и отозвал его в сторону.

Операция закончилась.

Обрадованный Нейтан с надеждой устремился за ним, а Питер остался на месте, тревожно следя сквозь стеклянную перегородку за их разговором. Очень коротким разговором. Судя по всему, доктор не сообщил ничего утешительного. Воодушевлённый было Нейтан уже спустя мгновение выглядел так, словно собирался или взорваться сам, или взорвать всю больницу вместе с доктором.

Приди Питер чуть позже, не растормоши он брата, и тому было бы легче сейчас держать лицо. Но Питер не жалел, что завёл его. Быть может, сейчас бы тот не вёл себя, как человек без кожи, но, по крайней мере, он выглядел живым.

Резко и грубо откинув от себя руку доктора, собравшегося его утешить, отчаянно живой Нейтан через стекло нашел взглядом младшего брата.

Всё плохо, Питер… всё больно…

* *

Не стоило отцу делать вид, что он не понимает, при чём здесь Линдерман. Возможно, отцу вообще не стоило в тот день приезжать в больницу. И уж точно родителям не стоило появляться в ту минуту, когда Нейтан только узнал о результатах операции.

Это был первый и последний скандал, устроенный членами семьи Петрелли на людях.

Первые же слова отца – он лишь спросил, как Хайди – окончательно вывели Нейтана из равновесия, и, даже сквозь стекло почувствовавшему бурю, Питеру пришлось прервать только начатый разговор с доктором и нестись к ним через весь коридор, чтобы не допустить чего-то похуже словесной перепалки.