====== Часть вторая. Степени лжи. ======
Когда Нейтан попал в аварию, Питер знал об этом.
Ещё до звонка.
Будто тот сообщил ему через много миль. Питер проснулся и уже знал, что случилось с братом.
====== 12 ======
Дело Линдермана начинало грозиться куда более масштабными проблемами, чем это казалось у истоков происходящего. С одной стороны, это было неплохо, столь громкий и многообещающий процесс для юриста любого уровня был достойным трофеем. С другой стороны, это было катастрофично, потому что Нейтан понимал: без их отца всё это никак не могло обойтись, слишком тесно были связаны интересы – финансовые и не только – его семьи и Линдермана. Более того, когда всё это закрутилось, отец сам выступил адвокатом этого мерзавца, считавшегося другом семьи.
Всё это давило и будоражило одновременно.
Получалось так, что, пойди Нейтан по заветам отца, выпестованым в нём с детства, то есть вероятность, что эти его действия самого отца и погубят. Но оставить начатое ему не позволяли ни совесть, ни гордость.
Диссонанс нарастал с каждым новым найденным фактом. Было очень сложно до конца поверить в причастность отца ко многим открывшимся нелицеприятным прецедентам, но поведение последнего практически не оставляло поводов для сомнений: он неоднократно и открытым текстом советовал сыну не активничать в этом деле, а лучше вообще передать его другому юристу.
Впереди всё отчётливее брезжило перепутье, на котором Нейтан Петрелли должен был выбирать: или его представления о чести – или отец...
На этом фоне то, что происходило в жизни младшего брата – его озабоченность невнятными высшими материями, которые нельзя было ни представить, ни намазать на хлеб – казалось Нейтану детскими играми. Это не раздражало его, как отца, который и слышать не хотел обо всём этом безобразии, но заставляло относиться к Питеру с не слишком лестным для того снисхождением, и беспокойством за его будущее.
И, кроме того, что это за профессия – медбрат?
* *
На выпускной Питера, который тот устроил в своей «каморке», отец прийти так и не соизволил.
Хотя уговаривали его всей семьёй по очереди. Кроме самого Питера, разумеется, его тихий бунт достиг своего тихого апогея, и в последнее время они с отцом уже почти не разговаривали. Наученные многолетней историей, в их отношения не вмешивались, но если мама заметно переживала, бросая порой украдкой взгляды то на одного, то на другого, то Нейтан делал вид, что ничего особенного не происходит. Ну что поделать, если Питер не тот сын, который нужен отцу, а отец – не тот, кто может понять такого сына.
И всё же Питер расстроился.
Для него это был особенный день, и если ожидать от отца, что тот его поймёт, он уже давно перестал, но на то, что хотя бы просто разделит его радость, ещё надеялся. Как Нейтан, например. Мог же тот за своей личиной харизматичного хладнокровного юриста оставаться братом, умеющим раскритиковать его в пух и прах, а потом обнять и не отпускать, пока Питер не улыбнётся.
Больше всего он боялся, что однажды щёлкнет замочек, что-то переключится в голове или сердце брата, и тот, наконец-то достигнув желаемого, станет таким, как отец.
Это было бы страшно…
Мама в тот день была особенно сентиментальна, Хайди светилась и танцевала как никогда.
Братья почти весь вечер просидели в стороне, расслабленно потягивая из бокалов вино и наблюдая за весельем, заполонившим тихую обычно квартиру.
Нейтан, конечно, не преминул в очередной раз едко проехаться по выбору профессии Питера: забота об умирающих? Он это серьёзно? Ни денег, ни карьеры – он хоть немного представляет себе своё будущее? Но портить брату вечер долгим спором не стал. Толку никакого, да и пока он рядом, Питер не пропадёт, это успокаивало. Со своими бы заботами разобраться, кажется, это будет актуальнее для всех них.
Его мысли снова потянуло в сторону последнего дела, растворяя пришедшую было беззаботность, и это не смогло ускользнуть от внимания младшего брата.
Было так легко сейчас выложить тому всё, как на духу, тем более что это касалось всей семьи.
И Нейтан не сдержался.
Мрачнея с каждой фразой, он, поддавшись на расспросы, поведал ему о происходящем. О деле и о Линдермане.
Большего и не требовалось.
Питер всё понял сам, сразу обозначив самую болезненную точку.
- Но это ударит по нашему отцу, – посерьёзнев, констатировал он.
- Я говорил ему, что он преступник, если защищает преступников, – размеренно, но упрямо возразил Нейтан, так, будто оправдывался, было видно, что эти слова он не раз прокручивал у себя в голове и сам никак не мог заставить себя в них поверить, – это шанс оправдаться, вернуть семье доброе имя.
Братья переглянулись.
Отец… Столп, стержень семьи и её защита. Всё держалось на нём. Старшему сыну было ещё шагать и шагать вперёд, младшему – со своей бы жизнью справиться. Нейтан отталкивался от отца, чтобы полететь вверх, Питер – чтобы устремиться в сторону. Для одного плюс, для другого минус, но, тем не менее, им обоим он задавал нулевой километр, точку, от которой они сами выбирали куда идти.
А ещё была мама…
И это тоже на многое влияло.