Степени (СИ)

Так было уже однажды, это ощущение чёрной дыры внутри себя, втянувшей в себя все эмоции, о которых напоминал только широкий слабый шлейф вдоль горизонта событий. Так было после первой встречи с Нейтаном, после Ирландии. Так было, когда впереди маячил не самый лёгкий долг, а сердце было переполнено вернувшимися воспоминаниями, после основательной встряски то ли одаривших, то ли проклявших выживших и встретившихся вопреки всему двух «везунчиков» чем-то настолько новым, что ни один из них не мог этого принять.

Так уже было… Он вроде бы был один – но будто бы кто-то стоял позади него, тепло прижавшись к спине, закрыв ему ладонями глаза. И Питер даже знал, кто. Но этот кто-то настолько хотел оставаться инкогнито – самоубийственно хотел – что Питеру ничего не оставалось, кроме как завести специально для него и для поднимаемого им девятого вала чувств эту чёртову чёрную бездонную дыру. То ли, чтобы когда-нибудь рухнуть туда за этим «незнакомцем», то ли чтобы, смирившись, постараться больше никогда не видеть, не слышать – и не знать, не знать, не знать! Забыть о покорёженных, но недобитых чувствах президента из несбывшегося будущего. Забыть о жарких и невинных признаниях из прошлого.

Забыть о том, что так было.

Помнить только о том, что «надо» сейчас.

* *

Надо.

Кажется, когда-то он знал, почему надо.

В принципе, и теперь, беспрестанно разбирая всю эту эпопею на причины и следствия, он видел все связывающие их логические цепи. Но, тут же, складывая эти «два плюс два», почему-то не мог получить однозначного ответа.

Как будто что-то забывал. Какую-то вредную переменную.

Как будто в самом конце истории кто-то выдернул предпоследнюю, триста первую страницу, на которой был ключ, увязывающий предыдущие триста – с триста второй. Ключ, объясняющий мотивы всех предыдущих действий и подводящий к единственному возможному финалу.

Ускользающий ключ.

- Ты готов?

Голос гаитянина выдернул Питера из трясины тягучих размышлений, заставляя вздрогнуть.

Они уже миновали охрану у входа в Пайнхёрст и теперь поднимались на лифте на этаж, где совсем недавно он лишился всех своих способностей. На этаж, где был кабинет главы компании, и где им было необходимо совершить убийство во благо мира.

Убить отца.

Нет, он не был готов, но он знал, что если сможет перепрыгнуть через вырванную страницу, то тогда, возможно, он исполнит задуманное. Он должен помнить, что у него нет иного выхода.

У него его просто нет.

Есть только набор действий, которых нужно придерживаться, и набор картинок, в которые он должен вдохнуть жизнь. Убив отца. Без его смерти история не сможет продолжиться. Так сказали Питеру. Так он сам увидел в будущем.

Лифт звякнул, и его двери разошлись в стороны, подключаясь к этой игре, обрамляя первую иллюстрацию новой главы.

Являя персонажа, которому не было суждено дожить даже до конца страницы, но который, очевидно, не собирался с этим мириться.

Мистер Петрелли стоял в отдалении, на фоне, как нарочно, по-книжному декоративной, красивой стены, и ожидал, без сомнения, именно их.

Он был величав и спокоен.

Даже более скорое, чем ожидалось, появление Питера не слишком его обеспокоило. Если бы не сон, он бы даже не подумал звать подмогу – он не верил, что тот сможет поднять на него оружие, и верил в безграничность своих способностей – но, за сорок с лишним лет насмотревшись на подобные сны у жены, не рискнул так запросто отмахнуться от увиденного предсказания.

Лет двадцать назад он усмотрел бы в этом слабость, но теперь считал осторожностью.

Лет двадцать спустя, он бы, наверное, отсиделся где-нибудь до прихода Сайлара, но пока что это казалось ему унизительным.

И он не собирался, ощущая себя самым сильным человеком на планете, прятаться от самого, по его мнению, слабого.

Одно короткое, но ощутимое мгновение Питер пытался вспомнить, что там должно было быть дальше по сюжету, а потом неловко вскинул и снял с предохранителя пистолет, направив его, почти не глядя, вперёд, не столько целясь, сколько отгораживаясь, прячась за холодным металлом от фальшиво-снисходительной ласковости, нарисованной, в полном соответствии с воображаемой книгой, на лице отца.

- Сын! Я рад, что ты пришёл!

Он знает – понял Питер. Понял отчётливо и немного обречённо.

Знает не только, зачем они к нему пришли, но и даже всю эту воображаемую последовательность действий знает до самых мелочей.

- Я пришёл остановить тебя, – ощущая напряжение гаитянина, перекрывающего всю мощь способностей отца, сказал Питер в полном соответствии с алгоритмом, даже не стараясь заполнять произносимое эмоциями, которых не чувствовал, заранее видя на лице отца реакцию на ещё не озвученные, но уже ожидаемые слова, – создание способностей погубит весь мир.

- Так, значит, ты хочешь меня убить? – отец отыгрывал роль как по нотам.

Питер продолжал отчитывать её, как доклад.

Безынтонационностью его тона можно было бы довести до уныния целый зал попавших на этот дрянной спектакль оптимистов.

- Я хочу спасти мир.