Степени (СИ)

Спасибо дорогой жене, она умудрилась каким-то образом поделиться своей способностью с суррогатным ребёнком. Видимо, ещё в утробе. Либо с молоком. Первое приобретение младенца-эмпата. Кто бы мог подумать?

Все эти сны, все эти окна в будущее – возможно, это был самый полезный дар из всех, что он приобрёл в последнее время – так думал мистер Петрелли после тревожной дневной дрёмы.

Нельзя сказать, что его так уж обрадовало последнее видение, пришедшее совсем уж неожиданно, когда он, удобно расположившись в кресле и буквально на минуту прикрыв глаза, погрузился в мысли о претензиях Нейтана на то, что он считал своим. Да и кому понравится собственный труп со стеклянным взглядом и дыркой во лбу и присевший рядом младший сын с пистолетом. Ещё эти мелкие детали, типа крови, плохо впитывающейся в рогожку коврового покрытия, или ссадин на костяшках пальцев Питера – они делали сон отвратительно реальным, не позволяя надеяться на то, что это всего лишь сон.

Но ведь на то и нужны картинки из будущего, чтобы их можно было предотвратить?

Да, определённо, для этого и нужны – счёл мистер Петрелли, и связался с Сайларом. Тот несколько запропал на своём задании по возвращению в лоно семьи милой внучки, но, кажется, настало время несколько скорректировать его планы.

- Вы уже должны были вернуться, – без приветствия сказал он ему, – где Клер?

- Судя по моим часам, готовится ужинать, – ответил Сайлар после долгой паузы, но мистер Петрелли не придал этой заминке большого значения.

- Ладно, – не скрывая неудовольствия, ужесточил он тон, – оставь пока её. Ты будешь нужен мне здесь.

- Хорошо… папа …не волнуйся. Я приеду.

- Надеюсь… сын, – немного мягкости не помешает. У «сына» не должно быть ощущения, что его используют. Хотя после сна мягкость давалась мистеру Петрелли с большим трудом, он был всё ещё под впечатлением от наглости Питера, посмевшего в будущем поднять на него оружие. Слабого. Лишённого даров. Безобидного. Нытика. Опять он с ним что-то где-то упустил. И даже забранные у того способности не облегчали понимания, что именно. Честно говоря, сыновья его уже просто утомили. Особенно младший. Этот сон – предел терпения. Пора кардинально что-то с этим решать. Может, заодно, это подкосит и старшего – хватит с него и роли кукольного сенатора.

- Я жду, – подытожил мистер Петрелли не столько разговор, сколько собственные мысли, и нажал кнопку отбоя.

- Я скоро… очень скоро, – многозначительно пообещал Сайлар уже в молчащую трубку и, кинув её на пассажирское сиденье, резко развернул машину на сто восемьдесят.

Он не успел отъехать от города слишком далеко.

* *

Трейси Штраус никак не могла понять парадоксальной, на её взгляд, значимости Питера Петрелли в жизни его старшего брата, и те несколько раз, что ей приходилось сталкиваться с её проявлениями, очень удивлялась.

Среди представителей «животного мира» капитолийских холмов редко встречалась такая живая, активная привязанность к какому бы то ни было члену семьи, тем более к брату. Иногда подобное можно было встретить по отношению к детям, реже – по отношению к супругам, почти никогда – к кому-то другому. К моменту созревания политика, его семейный фронт был уже, как правило, создан и укреплён, и был призван не отвлекать от государственных дел, а выступать устоявшимся монолитом, без особой любовной или родительской истерии. По сути – выступать частью его образа, который нужно было поддерживать и предъявлять в ухоженном виде, но совершенно необязательно при этом испытывать душевный трепет.

И как бы потребительски это ни звучало, это было, в общем, нормально.

Весь адреналин и тестостерон уходил на политические игры.

Что, однако, не мешало очень многим время от времени компенсировать недостаток сиюминутных страстей и сбрасывать накопленные стрессовые излишки долгосрочных противостояний и битв – на стороне. Быстро и без ненужной эмоциональной деструкции. Приносить подобные бури в семью для многих было чревато, не каждая лодка была готова терпеть такое раскачивание.

К подобным «спускам пара» мисс Штраус относилась нормально, хотя и не без некоторого снисхождения. Что ни говори, но это было слабостью, хоть и прикрывалось боевой раскраской токующих самцов. А ещё это было выгодно лично ей, и в умении распознавать тонкие места на политических рубищах своих коллег она имела мало равных. Её дополнительным достоинством было то, что она никогда не рвала по этим местам, используя их в случае необходимости, но никогда не переходя планку. А ещё умела не делиться этими щекотливыми знаниями с другими. И за это её особенно ценили. Она умела и взбудоражить, и успокоить, и сохранить статус-кво.

Сенатор Петрелли тоже её ценил.

Но совершенно не за те вещи, которые так ценили другие.

Сенатор Петрелли тоже имел слабости.

Но абсолютно не те, с которыми привыкла иметь дело она.