Степени (СИ)

- Да о каком «вдвоём» ты говоришь! – совершенно срываясь с катушек, взмахивая руками и краснея лицом, проорал Нейтан, – ты ещё не понял?! Мы – «вдвоём» – не можем!

Питер отпрянул, открыв и закрыв рот, совершенно обезоруженный словами брата.

Нейтан рубанул руками воздух и, яростно потерев лоб, обессиленно «сдулся».

Несколько тяжёлых, практически синхронных вдохов они стояли молча, переваривая всё сказанное.

- А хочешь, я расскажу тебе ещё кое-что о твоём будущем!? – на пятом таком вдохе, нарочито тихим голосом, выдающим истинное напряжение только звенящей дрожью, начал Питер, продолжая всё громче и громче, – о том, что ты четыре долбаных года пытался избавиться от нашей любви! По крайней мере, от той её части, которую ты соизволил признавать! До тех пор, пока от неё не осталось только желание трахнуть! – кричал он, уже не сдерживаясь, на каждом акценте тыча пальцем в сторону застывшего на месте брата, – из всей твоей любви! Только! Желание! Меня! Трахнуть!

Бледнеющий с каждой его фразой, Нейтан стоял, не двигаясь, с нечитаемым выражением лица, только в самом конце не выдержав и плотно смежив ресницы.

Эти слова, даже сами по себе, были гораздо большим, чем он готов был о себе услышать. А произнесённые сиплым голосом Питера, «украшенные» его искривлёнными от боли губами, потемневшими веками и слипшимися от невидимых слёз ресницами – они и вовсе были невыносимы.

Это разрубало его мир – в котором он всё ещё продолжал оставаться правильным старшим братом, правильно решающим любые, самые сложные проблемы – на уродливые осколки, которые не то что не хотелось собирать обратно, а хотелось измельчить в крошку и развеять, чтобы пропитавшая их зараза не тронула больше никого.

Не тронула больше Питера…

- И знаешь, что самое страшное? – проговорил тот, снова тихо и как-то бесцветно, – если бы твоё желание умереть не оказалось сильнее… я бы лёг там… под тебя… рядом с собственным трупом… на соседней кушетке…

- Ну так что, может и не стоит откладывать на четыре года? – открыв глаза, неживым голосом произнёс Нейтан, – раз уж ты готов ко всему. Как раз моя очередь получать удовольствие. Стол, конечно, не кушетка, но тоже подойдёт.

Хорошо, что Питер стоял не рядом, а в паре шагов.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы собраться перед его ударом, но недостаточно, чтобы успеть увернуться.

Вот так, братишка… как когда-то под дождём…

Вот так…

Нейтан откинулся назад от удара, едва устояв на ногах, и то только благодаря тому, что успел ухватиться за шкаф. Глаза на миг перекрыла белёсая пелена, боль иглами прошла через скулу, наполняя голову звенящим гулом.

Дождавшись, когда кабинет перестанет вращаться слишком быстро, Нейтан снова выпрямился перед тяжело дышащим, трясущимся от обиды и отрицания услышанного братом.

- Ну давай, Пит, – облизнув изнутри губы, снова пригласил он, – ты же любишь бить дважды.

Любит?

До сих пор это было один раз, и это было отпущением грехов и взиманием платы за преднамеренное предательство. Честно предал – честно принял удары, как бы странно это ни звучало. Квиты. Всё честно, хотя тогда, после драки на парковке и прогулки под ливнем, Питеру казалось, что ничего хуже в его жизни и случиться не может.

Знал бы он о том, что будет через полгода…

Питер прижал к груди сжатый кулак и, превозмогая желание схватиться с Нейтаном по-настоящему – то ли чтобы причинить боль ему, то ли чтобы себе, то ли просто чувствуя в этом своеобразный способ «поговорить» – он всё же отступил назад, отмечая мелькнувшее в глазах Нейтана разочарование, похожее на то, что тлело сейчас в нём самом.

Ну уж нет.

Нет, больше он его не ударит.

Он – не заслужил права его бить, тот – не заслужил право быть избитым.

Нет…

Пятясь назад, Питер, не глядя, подхватил свою куртку, схватился за дверную ручку и выбежал вон.

- Гори в аду, Нейтан Петрелли, – прошептал оставшийся в одиночестве сенатор, – гори в аду…

На его скуле медленно разливался синяк, а в накупавшемся в родной любовной ласке сердце – ненависть к самому себе.

Но упрямое желание довести всё до конца только усилилось.

В конце концов, он в любом случае собирался избавить Пита от своего присутствия в его жизни. Может так тому хотя бы легче будет это принять. Может быть…

====== 104 ======

Теперь мистер Петрелли всерьёз был намерен избавиться от своего младшего сына.

Он долго терпел того в качестве главного разочарования, но в качестве главной угрозы терпеть не собирался.

Его снова и снова одолевали мысли о том, что, возможно, стоило избавиться от того ещё в детстве – благо, поводов было предостаточно, Питер с пелёнок лез дальше, чем мог себе позволить – и снова и снова отступали перед тем фактом, что тогда бы мир был лишён лучшей способности из всех, что существовали на данный момент (всё-таки, что ни говори, их эксперимент по получению супер-эмбриона оказался удачным; по крайней мере, в том, что касалось способностей).

И тогда бы мистер Петрелли никогда бы не смог заранее узнать о грозящей ему опасности.