Степени (СИ)

Он просто вдыхал и выдыхал, и тёрся о щёку, то почти добираясь до рта, то снова сбегая к скуле. Попутно чувствуя, как ослабляются впившиеся в него пальцы, как – хоть и не успокаивается – но выравнивается опаляющее его кожу дыхание, синхронизируясь с его собственным.

Он просто отвлекал, просто делился своей жизнью, просто купался в запахе Пита, ну и что, что иногда, почти случайно, касался края его тёплых губ, то задевая верхнюю, то больно придавливая нижнюю, изредка умудряясь ловить его горячие выдохи, смешивая со своими, и жмурясь, жмурясь так, что глазам было больно.

Это не были поцелуи, он просто успокаивал Пита… просто успокаивал…

Надеясь не сойти попутно с ума.

Ощущая затылком пристальное внимание мироздания, и не до конца понимая – то ли это демоны гогочут над ним, то ли это умиляется небо.

* *

Питер бы упал, если бы Нейтан не держал его.

Он едва не терял сознание, едва мог дышать, выдохи вырывались из грудной клетки вместе со всхлипами, которые всё сложнее было удерживать. Но он старался, старался, хотя уже ничего не соображал. Ничего, кроме того, что Нейт рядом, что под лопатку больно вонзились пальцы, а те, что ласково на затылке – почему-то дрожат. Что жилка на шее пахнет точно так, как он помнит, а губы Нейтана… нет, не такие, как он помнит, он ведь никогда этого не знал, но такие, какие и должны были быть, и там… где должны были быть… почти что там, где должны… так близко, так рядом… обещающие… и предостерегающие… противоречивые, как всё у Нейтана. Как сам он. Не дающий тебе жить – и готовый за тебя умереть. Никак не способный поверить, что без него ни жизнь не нужна, ни смерть! Нейтан…

Боже…

Нейтан…

Не сдержав очередной рваный вдох, Питер напрягся и, наперерез мучительной осторожности брата, нечаянно подавшись вперед, позволил их губам сцепиться чуть больше, чем это безмолвно было позволено.

Отправляя и себя и его в эпицентр ядерного взрыва, выводя за грань сенсорной восприимчивости, засвечивая, оглушая, припекая на губах радиоактивные метки, затушить которые можно было только одним способом. Только одним… которым ведь нельзя… кажется… нельзя…

По их телам единой волной прокатилась крупная дрожь, и они в панике отпрянули друг от друга, прижимаясь лишь лбами, сжимая и разжимая ладони, не чувствуя возможным ни оторваться, ни прильнуть сильнее.

Как будто ещё могли кого-то и в чём-то обмануть.

Прикусив губу – там, где горел след, Питер с поплывшим сознанием проследил за кончиком языка Нейтана, так знакомо облизнувшего там, где у него, наверное, тоже горело, и, отчаянно вскинув руки вверх по плечам брата, беспомощно остановил их у его шеи, слабо касаясь дрожащими пальцами линии волос, влажной шеи, вместо того, чтобы – как того хотелось – обхватить раскрытыми ладонями лицо Нейтана, и… и что-то делать дальше. Питер не думал о том, что именно, он вообще ничего сейчас ни о чём не думал, боясь, не веря, не понимая, потому что когда всё так остро и так тонко, не имеет значения, насколько сильный ты эмпат, когда ты в одном миллиметре от того, чему давно отдался, тебе просто страшно. Настолько страшно, что тебе хочется кричать о том, что не надо ничего больше, но пусть всё будет хотя бы так, как раньше… но тебя вдруг ведёт, и ты, как в одном из своих провидческих снов – детальных, но сюрреалистичных – пошатнувшись, прижимаешься к его губам – просто слегка прижимаешься, едва-едва – бессвязно вышептывая его имя, умоляя сам не зная о чём.

Обдавая воздухом его губы.

Замечая, как каменеют под пальцами мышцы шеи.

Успевая довести свою панику почти до сердечного приступа.

В своей эмпатической перегрузке не чувствуя, что все эти страхи, желания и приступы у них теперь ровно пополам.

Едва не убитый этим прикосновением, Нейтан, как в забытье, приоткрыл рот, ловя на себе эти губы, испуганные, как осенние листья; искусанные, солёные от нескольких всё-таки прокравшихся вниз капель боли. Осторожно коснулся их влаги – отчётливо понимая, что это уже в миллион раз больше того, чему бы он хоть когда-нибудь смог бы придумать оправдание… и провалился в невесомость… потому что невозможно было вытерпеть всё это… и трепещущие пальцы, и безумие в голосе Пита, и его вкус… такой близкий, но такой незнакомый… пока незнакомый… почему-то незнакомый… катастрофически… И это было такое невозможное недоразумение, что Нейтан сорвался, выбираясь из своего колючего паралитического надрыва, бухнулся в этот омут, снова с силой прижимая к себе стоящее перед ним божье чудо, заранее не давая тому упасть на подкошенных ногах, в несколько плавных, но напористых движений раздвинул его губы и аккуратно, но глубоко вторгся языком. Заполняя весь рот – как никогда не делал раньше, ни с кем, считая это чем-то чересчур. Но сейчас – было не чересчур, сейчас даже этого казалось мало, и хотелось выпить… всего его… своего героя, своего мучителя, своего… брата … несмотря ни на что… своего младшего… и слишком – до преступления, до одури, до адовых мук – любимого… выпить наконец-то до дна…

И почти сразу же сбежать…