Хотя на бумаге число крещеных продолжало расти, составители полевых докладов жаловались, что обращения в христианство остаются чисто формальными, новообращенные ничего не знают о христианстве и не соблюдают никаких его правил. Все яснее становилось, что нельзя обратить в свою веру, действуя исключительно силой или применяя материальные стимулы[535]. В ответ на это правительство и церковь решили сосредоточиться не на сообщениях об огромном числе крещенных в православие, а на распространении среди них евангельской проповеди и укреплении их в христианстве. Идея необходимости цивилизовать диких, «неграмотных», «непросвещенных» людей стала важнейшей движущей силой миссионерской деятельности в XVIII веке. Язык церковных иерархов отражал это изменение, поскольку теперь крещеных часто называли «новопросвещенными».
Несмотря на новый упор на проповедь среди нехристиан, существовало немало препятствий, которые было сложно преодолеть. Многие иноверцы не решались перейти в православие, боясь мести своих сородичей или злоупотреблений российских властей. Действительно, усилиям по обращению местного населения мешало мздоимство, пышным цветом расцветшее в русских пограничных городах и крепостях. Местные чиновники пренебрегали правами новых православных, часто не выплачивая им положенные награды или продолжая собирать с них налоги вопреки обещанному освобождению. Впрочем, у этой медали была и обратная сторона: известно, что иноверцы тоже подкупали чиновников и священников, чтобы язычники могли продолжать следовать своим традиционным обычаям, а мусульмане строить новые мечети и религиозные школы. Правительство, знавшее о мздоимстве и недовольное тем, как идет проповедование христианства, вновь решило прибегнуть к более жестким принудительным мерам и создало для централизации миссионерской политики новую организацию, Контору новокрещенских дел.
Созданная в сентябре 1740 года, Контора должна была действовать в четырех губерниях – Казанской, Астраханской, Нижегородской и Воронежской. Она включала в себя трех священников, пять переводчиков, несколько человек штата и курьеров; ей были выделены 10 тысяч рублей и 5 тысяч четвертей зерна. Примерно четверть бюджета была предназначена на жалованье служащим Конторы; остальное следовало употребить на открытие четырех школ для иноверцев, а также денежные выплаты в момент смены религии. Контора получила инструкции из двадцати трех статей, очень детально разъяснявших, как надо обращать иноверцев[536].
Правление Елизаветы Петровны (1741–1762) стало периодом одного из самых яростных натисков на религиозные верования нехристиан. Вместо обучения христианской доктрине правительство сделало упор на использование силы и законодательные акты. Центром миссионерской деятельности стала Казанская губерния, которая, по словам отца Дмитрия Сеченова, первого руководителя Конторы новокрещенских дел, «составляла яко центр в средине всех иноверческих жилищ юговосточной России»[537].
Приказы разрушать мечети и силой переселять нехристиан указывали на новые усилия по форсированию процесса обращения в христианство. С особенным энтузиазмом внедрял подобные меры казанский епископ Лука Конашевич. В 1743 году правительство приказало снести 418 из 536 мечетей в Казанской губернии. Остальные 118 мечетей оставили в покое, поскольку они были построены до завоевания Казани и власти боялись, что их снесение приведет к народному восстанию. В других волжских губерниях было дозволено иметь не больше одной мечети на деревню и только в том случае, если в деревне было не менее 200–300 душ населения и это население было исключительно мусульманским[538].
Власти по-прежнему считали одной из важнейших своих задач предотвращение распространения ислама и препятствование мусульманским богослужениям. В 1756 году правительство внесло свой вклад в мрачную деятельность Конторы. Кроме мечетей, разрушенных в Казанской губернии, было уничтожено 98 из 133 мечетей в Тобольской провинции и 29 из 40 мечетей в Астраханской губернии[539].
Помимо серии указов, поощрявших крещение иноверцев, правительство использовало для той же цели российскую судебную систему, а также военную службу. Преступники, признанные виновными в мелких преступлениях и даже, с 1741 по 1760 год, в преступлениях, караемых смертной казнью, получали помилование, если обращались в христианство, в то время как нехристиане, принимавшие ислам, а также обращавшие их мусульмане несли тяжкие наказания. Рекруты-иноверцы, переходившие в христианство, освобождались от военной службы, а те нехристиане, которых забирали вместо них, оказывались в русской армии под дополнительным давлением со стороны священников, желавших их обращения[540].