Степные рубежи России

Когда власти приняли решение формализовать процедуру обращения мусульман, за этим, вероятно, стояло желание избежать дипломатической конфронтации с Османской империей[541]. Указ 1750 года гласил, что иноверцев нельзя крестить, не получив от них предварительно добровольной письменной петиции. Формуляр петиции был подготовлен заранее, и в него было достаточно вставить свое имя. Проситель-мусульманин должен был заявить, что Мухаммед – «самый студный и лживый пророк и предтеча антихристов, тако ж и закон его (Коран или Алкоран названный) есть самый же лживый, богомерзкий же и богопротивный», и подтвердить, что он «с истинною совестию возжелал прияти ту христианскую спасительную веру и пребыти в ней до скончания моея жизни непоколебимо и непревратно». Формуляры, предназначавшиеся для язычников, были существенно короче: по всей видимости, было решено, что язычникам нет нужды долго проклинать своих идолов и восхвалять добродетели христианства[542].

Доклады Конторы новокрещенских дел сообщали об обширном числе крестившихся: на 1747 год более 100 тысяч человек в Казанской губернии. Но между мусульманским и языческим населениями региона наблюдался резкий контраст. В 1763 году крестившиеся татары составляли около трети татарского населения губернии (13 615 крещеных и 35 079 мусульман), в то время как почти 95 % язычников – марийцев, мордвы, чувашей и удмуртов – были записаны как крещеные[543]. Драконовские законы, награждавшие неофитов за счет их мусульманских сородичей, могли привести лишь к растущему недовольству миссионерской деятельностью. На протяжении XVII и XVIII веков мусульмане – татары и башкиры – не раз восставали. Вместе с другими нехристианами они сыграли важнейшую роль в двух крупнейших народных восстаниях России – Степана Разина в начале 1670‐х и Емельяна Пугачева сто лет спустя[544].

Нет ничего удивительного в том, что обращение в христианство в результате насилия или в надежде на подарки обычно не оказывалось искренним. Чиновники сообщали, что иноверцы действительно крестились добровольно, но делали это с целью избежать наказания за свои преступления[545]. Местные священники жаловались, что, поскольку Контора не вела поименный реестр крестившихся, сложно было проследить за иноверцами, которые могли прийти окреститься несколько раз с целью получить награду. В 1757 году власти приказали отправлять тех, кто крестился более одного раза, на каторжный труд в монастыри. Кроме того, миссионеры докладывали, что новые христиане не впускают проповедников в свои деревни и дома, заявляя, что правительство их от этого освободило. Они даже угрожали избить священников, если не получат наград, которые, как считали новые христиане, принадлежат им по праву[546]. В середине XVIII века стало ясно, что миссионерская деятельность в России несет в себе существенные изъяны, о чем свидетельствовали чрезмерное применение силы Конторой новокрещенских дел, жалобы церковных деятелей и новых христиан друг на друга, а также масштабность и фиктивность результатов обращения в православие.

В апреле 1764 года императрица Екатерина II поручила правительству издать указ, который ознаменовал собой начало периода самого толерантного отношения к иноверцам с середины XVI века. Кроме того, указ положил конец 24-летнему существованию Конторы новокрещенских дел. Теперь новые христиане находились под управлением того же гражданского и религиозного управления, что и все другие государственные крестьяне в России. Миссионерская деятельность должна была продолжаться в форме образования нехристиан. С этой целью указ предусматривал, что проповедники с годовым жалованьем 150 рублей будут отправляться нести Евангелие, не применяя никакого принуждения, а школы для новых христиан будут продолжать учить их детей. Правительство признавало, что число новообращенных стало столь велико, что те, кто крещения не принял, уже не в силах нести на себе бремя выплаты налогов и предоставления рекрутов за своих крещеных собратьев. Поэтому неофиты по-прежнему получали трехлетнее освобождение от налогов, но другие награды были сокращены. Каждому новокрещеному вручались икона и крест, а также расписка, которая позволяла получить налоговые льготы по истечении периода полного освобождения от налогов[547].

Религиозная терпимость Екатерининской эпохи была обусловлена не только просвещенностью императрицы, но и ее прагматизмом. Проведение реформ, присоединение крымских и польских территорий, импорт немецких колонистов – все это требовало толерантности в отношении нехристианских подданных расширяющейся империи. Теперь, когда военное превосходство России над соседними исламскими государствами уже не подлежало сомнению, Петербург прибег к новому подходу, добиваясь лояльности своих мусульманских подданных не принуждением и не дискриминационными законами, а толерантностью и сотрудничеством с исламским духовенством. Миссионерская деятельность продолжалась, но в основе ее лежала теперь не сила, а обучение Евангелию[548].