Стерегущие золото грифы

Она подобрала с земли горит из войлока и кожи, где хранились меткий лук и легкие стрелы, проверила, прочно ли под юбкой, на бедре, закреплена перевязь с коротким бронзовым кинжалом и, ничуть не ускоряя шага, знакомым путем отправилась к аилу, который делила с Шаманкой. Ак не боялась ни зверя, ни человека, ни алмысов. Она – Очы-Бала, и эта земля принадлежит ей.

Три зимы миновало. Много небесных людей погибло – они не были так приспособлены к жизни здесь, как местные. Дети выросли. Ан и Ак превратились в юношу и девушку. Короткие их имена звучали непривычно для пазырыкцев, и со временем к ним добавились слова, которые, на их взгляд, соответствовали характерам. Юноша теперь звался Ан-Кей[44] за легкую руку на охоте, за свободу, с какой держался в седле. Резвую, как горная река, девушку называли Ак-Кадын[45], хотя Ан прекрасно знал, что это слово имеет еще и другое значение. Именно этот смысл люди и вкладывали в ее имя. Они смотрели на Ак с почтением и считали ее особенной. До Ана доходили разные слухи, но он, стискивая зубы, пытался их не замечать. Как много бы Ак ни значила для людей, для него она значила больше.

Разные, как воздух и вода, они по-прежнему были вместе, но проникнуть в секреты Ак и Шаманки Ан-Кей больше не пытался и даже приучил себя считать все это женскими глупостями.

Это случилось однажды поздней весной, когда племя в очередной раз снималось со стоянки на Укоке. Ан, зная, что Шаманки не будет дома, наведался в их с Ак деревянный зимник. Та была занята радостными для нее хлопотами – собирала небогатый скарб в тюки. Услышав шорох полога на входе, она подняла голову. Поздоровалась и продолжила скатывать одеяло. Ан молча подошел, опустился на колени и помог ей крепко обвязать одеяло веревками.

– Давай уйдем вдвоем, – внезапно предложил он.

Ак посмотрела на него в недоумении.

– Это шутка? – спросила она, пытаясь улыбнуться.

Улыбка пропала, когда Ак увидела, каким странным огнем горят глаза Ана. Он выглядел едва ли не безумным.

– Я не могу уехать, Ан. Ты же знаешь.

– Не знаю! – Он начинал злиться. – Я ничего не знаю, потому что ты не рассказываешь. Если бы мне было известно, в чем дело, я бы, может, понял или попытался бы это сделать. Я знаю только одно: я люблю тебя, ты – моя!

Он перегнулся через ворох тюков, схватил ее за плечо и притянул ближе к себе. Лицо его приняло страдальческое выражение.

– Ты выпил? – спокойно спросила Ак, почуяв едва уловимый запах.

От его усмешки и взгляда исподлобья ей стало не по себе.

– Ты должна соблюдать наши обычаи. Наши, не чужие. Эти люди нам никто, Ак.

– С каких пор? Мы здесь прожили почти столько же, сколько на родине.

– И что теперь? Попрать все, что раньше было ценно? – вспылил он.

– Ан, обычаи тут ни при чем, и люди ни при чем. – Она даже не пробовала вырваться, стоически терпела боль, которую причиняла его железная хватка.

– Может, дожидаешься того мальчишку из стана? Каанского сынка? – зло бросил Ан, вспоминая произошедшую еще в детстве историю.

– Глупости! Ты прекрасно знаешь, что у меня нет причин его дожидаться.

Глаза Ана были словно две пропасти, словно врата в нижний мир, и Ак даже почувствовала, как по ее коже прошелся пещерный сквозняк.

– Ты станешь моей прямо сейчас. Даже если придется взять тебя силой. – Его тихий голос был страшным.

Он разжал руку. Ак мгновенно вскочила на ноги и отошла к дальней стене аила. Ее тело напряглось, готовое отражать возможное нападение.

– Я умею драться, – предупредила Ак.

– Я знаю, – ответил Ан-Кей, медленно поднимаясь на ноги и так же невыносимо медленно сокращая расстояние между ними. – Нас вместе учили этому. Мне известны все твои приемы и слабые места. Поэтому я смогу предугадать каждое движение. К тому же я попросту сильнее.

– У меня…

– Кинжал на бедре, – перебил он. – И это знаю. Ты не вонзишь его в меня.

– Не будь так уверен. – Она облизнула сухие губы. – Если понадобится защищать свою жизнь или честь – я убью не задумываясь. Даже тебя.

Ан стоял теперь опасно близко, едва заметно покачиваясь – то ли от выпитого, то ли от обуревавших его страсти и злобы. В глазах мелькнуло сомнение и тут же пропало – он принял решение. Но Ак опередила его, сделав то, чего Ан не ожидал. Она мягко обняла его за шею, прижавшись всем телом, и принялась целовать в щеки, губы, подбородок. Ан опешил.

– Ан, милый Ан, – шептала она. – Дорогой мой, любимый… Ты думаешь, я отношусь к тебе не так, как прежде, не так, как должна бы. Ты ошибаешься: я все та же и чувства мои не изменились. Но я не могу стать твоей. Будь мы дома, я бы не сомневалась ни мгновения. Но здесь, с самого первого шага на эту землю, я перестала принадлежать и тебе, и себе. Меня не должен касаться мужчина. Каким бы желанным он ни был. Если бы мне позволено было взять себе мужа, я бы выбрала тебя, тебя одного.

– У нее чистое сердце, – раздался сзади старческий голос Шаманки. – И чтобы сохранить эту чистоту, она должна оставаться невинной.

– Что может быть чище в сердце, чем любовь? – прорычал Ан, не оборачиваясь.