Однако в этом вопросе справочник был непреклонен. В нем утверждалось, что ощущение превосходства, о котором часто говорят гомосексуалы, – хитрая уловка, предназначенная для того, чтобы скрыть свою неполноценность: «Когда ощущение проходит, люди впадают в глубокую депрессию, и их самооценка сильно снижается. Часто это связано с желанием контролировать мысли других». «Совершенно верно», – подумал я, прочитав эти строки. Окружающие прекрасно понимали, что я запутался, что потерял контроль над своей жизнью и что у меня крайне заниженная самооценка. Я только и думал о том, что разрушаю семью, что на мне закончится наш род – все, тупик. Кроме того, меня не оставляла мысль о деньгах, которые родители потратили на мое лечение: только за двухнедельную терапию они заплатили полторы тысячи долларов. А еще мне невыносимо было представлять, как завтра я буду стоять рядом с отцом во время рукоположения и, излучая лживую улыбку, притворяться перед сотнями людей, которые придут его поздравить.
Но разве плохо думать, что я могу быть лучше этого блондина? Плохо надеяться, что однажды, если я постараюсь изо всех сил, Бог вернется ко мне, услышит мои молитвы? И даже пока я смотрел фильм – улыбаясь при каждом проблеске бледной плоти во время внезапного прыжка игрока на зад своего противника, когда он с небрежной точностью сбивал соперника с ног, – плохо ли было думать, что я сыграл бы лучше, чем все они вместе взятые?
Лютеранская церковь «Живое слово» стояла в скромном пригороде и представляла собой три тесно сгрудившиеся постройки с треугольными крышами и вереницами узких окон. Она походила на цветок лотоса из стекла и бетона, вероятно, вдохновленная брутализмом публичных библиотек и почтовых отделений 1960-х годов. Когда микроавтобус с нашей группой от программы «Исток» подъезжал к церкви, мы все посмотрели в ее сторону.
– Внутри церковь
А определенная интонация?
Во время обеденного перерыва ко мне подошла экс-лесбиянка и цокнула языком при виде моей вызывающей позы: я стоял у дверей, упершись одной рукой в стену, а другой – в бок.
– Докладывать о тебе не буду, – сказала она так, будто я должен быть ей за это благодарен, – но тебе стоит изменить свой ложный образ, пока кто-нибудь еще не заметил.
Мы въехали на стоянку, и мимо замелькала желтая разметка; потом замедлились. Косби открыл дверь и выпустил нас наружу. Мне показалась странной сложная геометрия здания, острые, устремленные ввысь треугольники крыш, яростный блеск окон. Меньше чем через год здесь найдет пристанище новый офис «Любви в действии», и в этом чистом, величественном месте пациенты будут купаться в свете гораздо более священном, льющемся из многочисленных окон. Но пока ЛД снимала тут только несколько комнат для нерегулярных дневных встреч, поскольку тесное здание торгового комплекса не могло вместить и взрослых, и молодых пациентов сразу, а дневные встречи необходимо было проводить по отдельности (ведь и те и другие посещали ЛД по разным причинам). Участникам молодежных программ – «Исток» и «Убежище» – было не больше двадцати; наши дневные семинары проходили совместно, и, так как практически все мы лечились от гомосексуальности, нам было что рассказать друг другу.
– Передохните немного, – сказал Косби, провожая нас внутрь. – Если хотите, можете осмотреться, а потом встретимся в холле.
Мы зашли в церковь. Внутри было тихо, и мягкий ковер поглощал звуки наших шагов. Залитые солнцем деревянные скамьи – всего тридцать в три ряда – с вязаными коробочками для салфеток на концах стояли перед кафедрой. Я почувствовал, что позади нависает что-то темное, и резко обернулся. Это был низкий балкончик; я удивился, потому что никогда прежде не видел в церквях балконы. Я представил, каково идти по проходу, когда сверху за тобой внимательно наблюдают. Во время крещения все глядели на меня снизу, а я смотрел поверх голов в пустой угол на другом конце церкви и обращался к Господу настолько сосредоточенно, насколько позволяла обступившая меня толпа. Но здесь, похоже, нельзя было остаться с Богом наедине. Здесь за тобой всегда будет следить чей-то пристальный взгляд.
Я шел между рядами, мягко ступая по ковру. Сколько раз я видел отца, который шел так же? Сколько раз видел его мокрое от слез лицо, как он дрожит, приближаясь к алтарю? Было странно представлять сейчас себя идущим впереди всех со спокойным, лишенным эмоций лицом. «Ходячий мертвец», – подумал я и расправил плечи. Я ничего не чувствую. И не позволю себе чувствовать. Не позволю другим увидеть свои чувства. Я не буду таким же слабым, как мой отец. И не дам повода экс-лесбиянке снова поучать меня. К концу моего пребывания здесь я буду сам ее наставлять. Буду сильным и докажу, что могу быть сильным, несмотря на последствия, несмотря на то, сколькими чувствами мне придется пожертвовать.