Стежки, дороги, простор

Одни из зарубежных, кажется, сирийских, армян, старый, сутулый человек, стоял на коленях перед пламенем Вечного огня, в нашей толпе, которая в торжественном глубоком молчании слушала траурную музыку Комитаса, словно выплывающую из глубины земли вместе со стремительным, сдержанным и страстно-говорливым пламенем.

Другой старик, тоже иностранец, плакал у каменной стены, прислонясь в углу.

Нам шепнули, что это — те из немногих западных армян, кому удалось убежать от уничтожения.

Воспоминания, от которых сошел с ума Комитас...

После обеда ездили в Эчмиадзин, резиденцию католикоса всех армян, где осматривали собор, построенный в самом начале четвертого столетия.

За окнами автобуса — виноградники, кукуруза. Щедрое солнце. И бесконечные камни...

Чудесное предвечерье в долине Арарата, за городом Октемберян.

Еще один величественный памятник, посвященный победе над турками в 1918 году, скорее мемориальный комплекс, воздвигнутый совсем недавно. Стилизованные гранитные орлы, которые вначале показались туркам ракетами,— был даже заявлен соответствующий протест.

Граница отсюда совсем недалеко.

А за границей, за быстрым Араксом, за безбрежием долины, под самым небом — Арарат. Вершина, озаренная солнцем, которое для нас заходит, вершина, за которую зацепилось и счастливо обомлело легкое, светлое облако.

Позже, пока мы за экзотически богатым, чуть ли не на всю долину, длинным ресторанным столом ели хлеб гор — лаваш, солнцеподобные помидоры, острое лоби, нежный виноград, пока мы пили глиняными кубками молодое вино и деревянными уполовниками черпали из бездонных шершавых жбанов густой, холодный мацун — кислое молоко,— над все еще озаренной вершиной, над сияющим шеломом священной горы надолго задержалась полная, тихая луна.

Что за чудесная земля! Как легко идется по ее суровой каменистости, под небом, усыпанным крупной зернью все еще далеких планет!..

И еще один кровавый, нераспутанный узел ненависти между двумя народами... С армянами о турках — очень трудно говорить.

Да что там Турция... В юбилейных докладах, выступлениях и просто беседах здесь не однажды вспоминалась и очень недавняя, если брать в масштабах армянской истории, вражда между народами Закавказья.

В один из наиболее сложных здесь дней первой русской революции между враждебными, готовыми вот-вот облиться кровью армянскими и азербайджанскими селеньями явился, как небывалое чудо, заяснел над землей белый флаг. В руках необычного парламентера — «поэта всех армян» Туманяна. Под огонь, который мог взорваться вот-вот, мирить обманутых работяг, поэт пошел — как неповторимо это звучит! — «от селения к селению только в сопровождении двух-трех добровольных телохранителей из местных крестьян»...

Белый флаг — не знак капитуляции, а символ разумного мира.

***

Зеленая и тесноватая долина меж гор, покрытых все еще не совсем осенним лесом, с редкой прозолотью в густой и мокрой от ночного дождя зелени. На горы, над которыми утро, будто нехотя полегла-потянулась волночка пепельных, мглистых тучек.

Перекликаются петухи. Изредка послышится собака. Деревня на тихой окраине курортного города Дилижана.

Стою на дворе пансионата, все еще сонно-тихого.

Слышу детский топот — мальчик бежит по тропке меж деревьями с горы. Уже с красным галстуком, по-школьному. Заметил меня, улыбается.

Снова вспоминаю Расула Гамзатова. Как только он идет на трибуну любого большого собрания, я всегда ожидаю, уверенный опытом, что и еще одно свое выступление толстый остроумный балагур начнет обычно и для него, поэта с ярким талантом, шаблонно: «У нас в горах...»

Вспомнил я эту историческую фразу вчера утром, в Кировакане, когда мы пересели с поезда в автобусы и потянулись, повились длиннющей змеюкой машин по серпантину бодрой, настороженной и жутковатой горной дороги. В туманяновский Дсех — высокогорное село, гнездо поэта.

«Нет, ты не обманываешь, аварец,— по-утреннему свежо думалось мне.— У вас в горах, пусть себе не в твоем Дагестане, а в Армении, и на самом деле красиво!..» Волнуют —

и горы, неприкрыто суровые, бурые, со скалистыми обрывами, со струпьями камней, которые, кажется, вот-вот покатятся из-под неба на дорогу;

и горы, покрытые лесами, богатые, теплые, таинственные;

и раскинувшиеся на склонах, в долинах и на равнинах плато краснокрышие каменные селения;

и реки с нервно-стремительным, шумным и как будто мыльным течением...

Я пролетал над солнечно-снежными хребтами Кавказа и Гиндукуша, дышал горным воздухом гиссарских и карпатских перевалов. Я видел Арарат. Издалека, как светлую мечту, которая так же кажется временами то близко, то еще ближе. Я немного знаю горы, и я их люблю, я их вижу перед собою чудесной загадкой, но...

Но самым прекрасным в горах вчера казались мне дети.

Ты здесь всегда над чем-то, над кем-то выше — не надо и на трибуну подыматься, чтобы по-своему повторить за Расулом:

— У вас в горах, товарищи, чудесная детвора!..