Стихи. 1964–1984

Тесемки рубахи больничной
нездешней рукой теребя
на горле – увидишь себя
надломленной веткой масличной.
И ржавой качаем рекой,
двусмысленный емлешь покой.

Покойнее, чем униженье

клеймом на подушке твоей, –
качание тысяч ветвей
над ямой головокруженья.
Скрип форточки. Звякнувший шприц
о столик стеклянных сестриц.

Безлюдней, чем в общих палатах,

вместилищах серых белья,
библейская роща твоя
и крики деревьев крылатых
о братстве лежащих рядком,
о сестринстве с красным крестом.

Добавь – с милосердием… В омут

с тупым ожиданьем гляди,
где листья кружимы. Кишат на груди
казенные черви тесемок.
И ржавые пятна сорочки твоей
земли замогильной больней.

Февраль 1973

«Внутренне готовимся к зиме…»

Внутренне готовимся к зиме,
словно к смерти. Белая рубаха.
И чисты глаза – ни тени страха,
ни намека смутного в письме.

Глуше и теснее между нас

идет запечатанная почта,
и зима грядущая – не то, что
снегом расступается у глаз.

Внешнее – дыханья синий пар.

Но примет важнее ощутимых
беспредметность белизны в прожитых зимах,
мерзлых линий правильный кошмар.

Путник черен. Путь больнично-бел.

Рядом со своей синюшной тенью
человек не движется. Мгновенью
не перешагнуть положенный предел.

Счастлив ли он, столбик ледяной?

Счастье, что зима почти незрима!
Ни печати, ни трубы, ни серафима
над невообразимой белизной.

О, мои друзья! прозрачный лед

писем, запечатанных навечно, –
кто вас по зиме чистосердечно
теплыми губами перечтет?

Исподволь готовимся. А там –

ясные глаза и смотришь прямо.
Вот поземка. Вот лопата. Яма.
Рваная земля прильнула к сапогам.

Эта – из-под снега – чернота,

эта обнимающая ноги…
Слово распадается на слоги,
словно ком земли, заполнивший уста!

Декабрь 1972 – январь 1973

Почта

Бумага в руках напряглась.
Что пишут? Окажется, нечто.
Я словно бы умер, и всякая связь
как белая нить, бесконечна.

Кто пишет? Окажется – кто-то другой,

ныряя вослед за иголкой,
по тонкому воздуху чертит рукой
посланье разлуки недолгой.

Мы встретимся на перекрестке письма,

но как проницаема встреча!
Сквозь буквы сквозят голубые дома.
Гримасой ремонта асфальт изувечен.

Готических арок расставлены А

,романские n подворотен…
Что письмами было – теперь письмена,
чей звук пустотело-бесплотен.

Заштопает время чугунной иглой

зиявшие между словами
провалы – но словно бы дом нежилой
над нами трясет рукавами

пустыми. Балкон, накренившись, повис.

Под нами шевелится почва
от необратимого множества крыс,
шуршащих, как свежая почта.

Март 1973

Aurea catena Homeri