Стихи и эссе

Это 4 мая положило начало ритуалу, в котором это сердцебиение повторялось, усиливаясь и теряя однозначность. Тогда отслужили благодарственный молебен, и 1000 молодых людей как один стояли и вопили «Король королей, сможешь лишь ты»*[48]

так громко, чтобы сам Иисус, который парил в вышине на фреске, окружённый радугой, мог их услышать, а там, глядишь, и избавить кого-нибудь от участи, уготованной козлищам, а он, пряча одну руку, словно пленник, виновато подавался назад, но, протягивая вперёд другую руку, повелевал овцам шествовать через пространство к свету и свободе. Так мы и стояли с бьющимся сердцем, выставив напоказ свою праведность. Но одновременно с этим понимали, пусть и уголком сознания, сколь неуютно было так себя вести, и в другом уголке сознания мы спешили, проявив хитрость, которой нас, видимо, наделила мать-природа, вовлечь всех присутствующих в нашу обращённую к Небесам мольбу. Примитивным образом то, что было переживанием личным, указало на что-то внеличное. На эту гармонию, заложенную в человеке, которая, когда индивид пытается её игнорировать, властно на-поминает о себе, даже если он сам этого не замечает, даже если он всегда сможет привести все возможные прочие и более примитивные причины этого. Например, потому, что он испугался своей гордыни. А гордыня-то откуда взялась? С чего это вдруг стало неприемлемо молиться за себя одного о том, чтобы не оказаться среди козлищ? А все оттого, что это значило бы предать ту глину, из которой ты слеплен. Глину, которую ты делишь с миром, а значит, и с другими людьми. Впрочем, «предать» – сказано слишком сильно. Слово «предать» означает, что должна быть возможность предать. Что должна быть грань между глиной, из которой ты слеплен, и твоими поступками. Но её нет. Физический и психический мир образуют единое и неделимое целое. Наша физическая гармония друг с другом – это реальность. Поэтому и психическая гармония – тоже реальность. Тело и образ тела движутся по одним и тем же необъяснимым принципам. Наше единственное утешение по поводу этой необъяснимости состоит в том, что неумение объяснять является общим для нас. Утешение – это наша интерсубъективная среда, наша коллективная психика или психоз, наша общая несвобода. Именно внутри этой несвободы следует искать общую свободу. Поэтому-то и нет никаких причин для занятия индивидуальными переживаниями, индивидуальной психологией. Это фикция, которая создаёт видимость того, что существует какая-то другая свобода, нежели чисто материальная, та, которой мы обладаем только в гармонии с миром и друг с другом. Поэтому я считаю, что важнее постулировать объяснение мира, пусть ложное, чем найти объяснение самого себя, которое может оказаться верным. И важнее постулировать реальность образа

, чем сослаться на существование тела. Важнее усилить контроль всех сознаний над незримой гармонией, чем заниматься контролем отдельного сознания над своей отдельной фиктивной областью.

В другой раз, когда я пережила эту гармонию между свободой и несвободой, она лежала в той хорошо известной плоскости, которая от этого не становится менее материальной. Дело было весной, и я вдруг, посреди дикой спешки, присмотрелась к себе. Так замечаешь, что бежишь уже вовсе не затем, чтобы бежать, а чтобы все видели, что ты бежишь, как тот, кто мог бы бежать от всех других прохожих (ведь мальчишки росли так медленно) и кто ни за что не стал бы бежать так, как молодые женщины, когда те кокетливыми и причудливыми рывками мчатся по улице, выделывая зигзаги без пяти минут двенадцать, потому что забыли купить соль к картошке. И неожиданно замечаешь, что сердце бьётся, в боку покалывает, во рту появился привкус крови и что ты бежишь из последних сил, но не только затем, чтобы убежать, а ещё и затем, чтобы быть пленённой. Каким-то мальчишкой.

Так в первый раз узнаешь, каким образом свобода торжествует в плену. Как будто смертельная обида на то, что тебя пленили, изнутри себя преобразилась и стала высшей наградой. Плен и свобода были частью друг друга. И знали это. Поскольку в этой сценке существовала полная гармония между двумя сознаниями. Постулат: эта гармония существует между всеми.

Мне снится город

Что сны, что сочинение стихов, что хорошие манеры – сам не замечаешь, а они уже глубоко в тебя вошли и создали множество чрезвычайно живучих клише. Стоит только раз увидеть именно тот сон, какой следует видеть по Фрейду, и начинаешь видеть его раз за разом; стоит единожды увидеть, как что-то повторяется, видишь это снова и снова – и вскоре перестаёшь видеть что-либо другое: поэтические нормы приличия, призрак во всеоружии.