Стихи и эссе

В долине Брайчина в полдневный зной,
где память в крошево смешалась, в тени
с частицами и света и растений,
всё превращая в аромат земной,

листаю жизнь и возвращаюсь смело

в крапиву – в царство детства и свободы,
где пре-божествен уголок природы
и цело всё, что прежде улетело,

там Адмирал, пока что с ним и в нём

обжорой-гусеницей лист весенний
не превратится в то, что мы зовём

ум

, – бабочкой он нам из сна могилыбагрец добудет, жизнь! Сны откровений
из мрачных недр подземных взмоют с силой.

III

Из мрачных нор подземных взмыло с силой,
где первый выводок подвальной тьмы,
жестокое, что скрыли б мы, всё сгнило
(во мраке подсознанья скрыли б мы!),

встаёт Морфей, и голова, и зраки,

всё наизнанку выворотив в грязь,
смотри, как просто падать в полумраке
в пепельно-серый, с богом слившись, снясь.

Капустница, что в Вайле к нам пришла,

душа-беглянка, ты нарисовала
все мимолётности на зеркале крыла,

зачем ты здесь, где мрак встаёт стеной?

Что за печаль моя томит устало
кустарник горный – аромат земной?

IV

Кустарник горный – аромат земной, —
цветёт, скрывая корни в перегное,
в тени, где спутанно-мохнато-злое
без-ум

-ие, как лабиринт иной, —

не так ли бабочка – порханьем крылий

скрывает тельце злых несовпадений,
цветок в полёте – нет же, вихрь видений,
сменяющих друг друга без усилий,

вот Бражник, Шелкопряд, Геометрида[45]

, Совка,цветных рисунков сонм уносит в ветре
загадку явленную, скрывши ловко,

что все надежды жить душе-землянке

в потустороннем – лишь печаль симметрий,
Павлиний Глаз, и Адмирал, и Голубянка.

V

Павлиний Глаз, и Адмирал, и Голубянка
в периодической системе цвета
несут как диадему спозаранку —
нектар им в помощь! – капельку-планету

и в беззаботных плясках колорита —

багрец, лаванда, бурый уголь встык
там залегают, где печаль сокрыта,
на чистой радости хоть краткий миг,

но могут ли своими хоботками

мир – красочный альбом – не пить веками
так же легко, как нежности полёт,

пока любви живёт тончайший след,

где красота и страх – одни в пути,
вот Траурница – на тебе, лети!

VI

Вот Траурница – на тебе, лети!
казалось, райский сад цвёл рядом, или
он утонул в ничто

, в небытии,в слова, что раньше заклинаньем были,

и на неверные распался пятна:

Червонец Огненный, Люцина, Арлекин, —
чьё слово только – и свет дня обратно
преобразится в лунный свет долин,

крыжовник там растёт и тёрн как знанье:

какое б слово ты теперь ни съел,
жизнь станет лёгкой, как воспоминанье,

и, видно, мне теперь глазеть вакханкой

на всё, что белый Арлекин успел
из рукава достать для нас обманкой.

VII