Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Впрочем, не вкус и суждения – сильная сторона женщин. «Разве красивые женщины должны иметь характер? Самое существенное для них – глаза, зубы, руки и ноги», – утверждал поэт.

И вдруг откуда? – из Костромы! – он слышит некое несогласие с его мнением мэтра, какие-то «укоры»! Возмущению поэта не было предела.

Выступление Анны стало предметом горячего обсуждения не только в костромском, но и в московском обществе, ее имя получило широкую известность в столицах. С раздражением Пушкин писал Дельвигу, редактору «Северных цветов», о Послании Готовцевой 26 ноября 1828 года: «Как ты находишь эти холодные и текучие стишки? Что-то написал ей мой Вяземский? А от меня ей мало барыша. Да в чем она меня и впрямь упрекает? В неучтивостях, или противу прекрасного пола, или в похабствах, или в беспорядочном поведении?» Увы, все эти обвинения он вполне справедливо мог принять на свой счет. Семью завести не получалось, с родителями поэт ужиться не смог. Он квартировал в меблированных комнатах или в трактире Демута. «Беспорядочное поведение» стало для него обыкновением, притчей во языцех в обществе, обсуждалось даже при дворе.

Дружба Вяземского с юным Пушкиным началась в 1815 году, со времени создания литературного кружка «Арзамасское общество безвестных людей», объединившего в своих рядах В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, Д. В. Давыдова и других стихотворцев. Два этих выдающихся таланта порой вели себя «неподобающим образом». Вместе разъезжали они по карточным притонам, цыганам и иным заведениям, «о коих не распространяются подробно биографы». Причем закоперщиком выступал более молодой Пушкин. Как писал Вяземский, в молодые годы нужно было «кипятить свою кровь на каком огне бы то ни было, и я прокипятил на картах около полумиллиона». Значительно позже П. А. Плетнёв писал Я. К. Гроту: «Вяземский много, умно и откровенно говорил со мной о Пушкине-покойнике. Отдавая всю справедливость его уму и таланту, он находит, что ни первая молодость его, ни жизнь вообще не представляют того, чтобы внушить к нему истинное уважение и участие…»

А тогда, по горячим следам, Дельвиг и Вяземский убеждали поэта откликнуться, объясниться. Александр Сергеевич вынужден был ответить холодным мадригалом. «Вот тебе ответ Готовцевой, черт ее побери!» – отвечал он на требования Дельвига. Альманах за 1829 год опубликовал этот стихотворный ответ.

И недоверчиво, и жадно
Смотрю я на твои цветы.
Кто, строгий стоик, примет хладно
Привет харит и красоты?
Горжуся им, но и робею:
Твой недосказанный упрек
Я разгадать вполне не смею.
Твой гнев ужели я навлек?
О, сколько б мук себе готовил
Красавиц ветреный зоил,
Когда б предательски злословил
Сей пол, которому служил!
Любви безумством и волненьем
Наказан был бы он; а ты
Была всегда б опроверженьем
Его печальной клеветы.

Можно представить, какой фурор произвел этот поэтический диалог в Костроме. Анна снова оказалась в центре внимания.

В поэтических строках находили отражение события жизни девушки.

В 1823 году ее любимая сестра Александра вышла замуж за состоятельного ярославского дворянина, бывшего морского офицера Валериана Никандровича Жадовского[16]. Сестра «сделала хорошую партию». Правда, с браком оказалось не все гладко – жених был помолвлен с другой, и свадьба, казалось, «была уж слажена, совсем». Однако встреча с Александрой Готовцевой все изменила. Она была очень красива – обаятельная, стройная, с густыми вьющимися черными волосами, спускающимися на плечи, и выразительными синими глазами. Жадовский так впечатлился достоинствами прелестной Александры, что помолвку разорвал, хотя пришлось возместить пострадавшей стороне не только деньги, потраченные на приготовление к свадьбе, но и выплатить солидную неустойку как возмещение убытков за нанесенное семье девушки бесчестье. Отставленная невеста возвратила не только обручальное кольцо, но и все презенты бывшего жениха. Всем родным, которые ранее сделали подарки молодым людям по поводу их помолвки, их также следовало возвратить. При этом к возвращаемому подарку требовалось приложить записку с пояснением причины возврата.

Уже одно перечисление грозящих неприятностей должно было служить гарантией крепости помолвки. Но решительный молодой человек пренебрег осложнениями и осуждением ярославского общества. Александра втайне гордилась силой чувства, пробужденного ею в этом статном красавце. Кто же мог предположить, что счастливая внешность и флотский глянец скрывали тяжелый характер и самодурство. А счастливая невеста видела только молодость и привлекательность избравшего ее героя, не подозревая о неприятных особенностях его личности.