Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

П. Я. Корнилов вписал свое имя в летописи славы русского оружия. Его портрет находится в военной галерее Зимнего дворца, в числе сподвижников императора Александра I, победоносно пронесших русские знамена через всю Европу, а его имя было увековечено на мраморных стенах храма Христа Спасителя в Москве. Как писали его сыновья Федор и Иван, «П. Я. Корнилов был вполне русский человек, …цельная, верующая и любящая русская натура, до мозга костей преданный государю и родине; как большинство русских дворян того времени… рано посвятил себя военной службе, военное образование получил в боевой школе Суворова, Кутузова, графа Николая Каменского и Барклая-де-Толли; отличался безупречной храбростью и невозмутимым хладнокровием; был любим подчинёнными; умел возбуждать и одушевлять русского солдата в минуты опасности и, многократно в течение своей долговременной службы, жертвовал собою долгу чести и присяги»[17].

Печальную весть о смерти отца привез в Кострому старший сын покойного, гвардейский офицер Павел Петрович Корнилов. Двадцатипятилетний молодой человек, сам раненный, овеянный военной романтикой, разумеется, привлек к себе всеобщее внимание. Местные барышни «сходили по нему с ума», но ни одна из них не могла соперничать с умной, красивой и талантливой Анной Готовцевой. Завязавшийся вскоре роман Павла и Анны, счастливо разрешился браком. Ни отца, ни матери Павла Петровича Корнилова к моменту его женитьбы уже не было в живых, и многочисленные братья и сестры Корниловы полюбовно разделили наследство, оставшееся им от родителей. Родовое село Зиновьево отошло ко второму брату – Петру Петровичу.

Павлу Петровичу, как старшему, достался каменный двухэтажный родительский дом в Костроме на улице Ильинской (сейчас ул. Чайковского, д. 11). Дом пришел в род Корниловых от деда Павла Петровича по материнской линии – Федора Аристова, и был его подарком дочери Марии Федоровне Аристовой и ее мужу Петру Яковлевичу Корнилову в день их свадьбы. Он был уникален. Еще весной 1821 года, будучи в отпуске в Костроме, Петр Яковлевич надумал перестроить жилище на новый лад, тем более что к тому времени число его детей достигло восьми человек. План и фасад нового дома разработал архитектор Попов. На старой, но прочной основе возвели новый фронтон с колоннами и два крыльца. Экстерьер и интерьер дома богато декорировали лепными капителями и карнизами по образцам, выбранным хозяином дома. Нанятый у помещика Борщова живописец Поплавский мастерски расписал стены здания. Когда парадной лестницей хозяева и гости поднимались в зал, дух захватывало от красоты расписного плафона.

Двое сыновей семьи Корниловых, Аркадий и Евгений, отдали свои жизни на войне, трое заслужили высокие посты. Пятеро достойных представителей этого рода были Георгиевскими кавалерами. В отличие от братьев Павел Петрович после ранения намеревался делать карьеру по гражданской службе. Он имел не слишком высокий чин надворного советника, соответствующий воинским чинам подполковника в армии, войскового старшины у казаков и капитана 2-го ранга на флоте. Официальное обращение к нему было: «Ваше высокоблагородие».. В Костроме он занял должность управляющего удельной конторой.

Вероятно, здоровье Павла Корнилова было подорвано в военных экспедициях и в результате боевых ранений, и в дальнейшем он часто недомогал. Однако сначала молодые и жизнерадостные супруги устраивали в корниловском особняке поэтические вечера, на которые собиралось все культурное общество Костромы и окрестностей.

На одном из музыкальных вечеров под впечатлением игры на фортепиано сестры ее мужа Софьи Петровны Корниловой (1808–1877) Анна написала экспромт «Соф. Петр. К…вой»: «Отрада, горесть, упованье //Сменяются в душе моей. //Ты льешь в нее очарованье //Волшебною игрой своей».

Столица не забывала прекрасную костромчанку. Косвенно ее личность появилась на страницах «Денницы» М. А. Максимовича: в 1830 году там был помещен отрывок из письма П. А. Вяземского, адресованного А. И. Готовцевой, в котором князь выступал в качестве наставника начинающих поэтов. Он хвалил «педантов в рифмах». «Люблю эту звучную игрушку среднего века», – восклицал он. «Не пренебрегайте верностью рифмы, – советовал он поэтессе. – Уважайте истину поэзии, но соблюдайте свято истину и стихотворства… Чем рифма кажется маловажнее, тем рачительнее должно стараться о ней».

Признанной царицей Анна задавала тон костромского высшего общества. Кроме музыки и поэзии, обитатели были причастны и к любительскому театру. Стихийно возникшая любительская труппа молодежи из местных дворянских фамилий Карцевых, Перфильевых, Колюпановых ставила спектакли по пьесам А. А. Шаховского «Хороша и дурна» и «Своя семья» и др., которые пользовались неизменным успехом в городе. Корнилов, по-видимому, не разделял представлений, что брак кладет конец женскому увлечению музыкой, литературой, поэзией. Анна продолжала писать и своим поэтическим творчеством прочно вошла в круг таких костромских писателей, как А. Потехин, С. Максимов, А. Писемский.