Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Вяземский в письмах просил Бартенева передавать поклон «поэтической Готовцевой» и сам писал ей: «Жалею, что давно не знаю ничего о ваших стихотворных занятиях. Надеюсь, что вы не изменили им. Смею даже советовать вам упражняться постоянно и прилежно: пишите более и передавайте стихам своим как можно вернее и полнее впечатления, чувства и мысли свои. Пишите о том, что у вас в глазах, на уме и на сердце. Не пишите стихов на общие задачи. Это дело поэтов-ремесленников. Пускай написанное вами будет разрешением собственных, сокровенных задач. Тогда стихи ваши будут иметь жизнь, образ, теплоту, свежесть».

Анна отвечала: «Я робею, не знаю, с чего начать и что сказать вам, все мысли мои начинаются и оканчиваются благодарностью, – но все, что я ни сказала бы, слишком слабо изобразит ее: она равняется чувству удивления моего к вам» (…) «Я не один раз читала sta, viator! оно воскресило в памяти счастливую эпоху моей жизни, немногие часы, проведенные вместе с вами у почтеннейшего Юрия Никитича, который действительно был благодетельным временем,

доставившим мне счастие видеть, слышать вас и получить впоследствии столько незабвенных знаков воспоминания вашего: портрет, книги (из числа которых две имею честь препроводить к вам), “Северные цветы”, “Галатея” и наконец стихи мои, удостоенные столь обязательного внимания, – все наполняет меня такою благодарностью, которая превышает выражение.

Я с благоговейным вниманием перечитываю письмо ваше и стараюсь запечатлеть в памяти драгоценные советы, в нем заключающиеся. Снисходительное внимание ваше ободряет меня к возобновлению некоторых занятий моих, которые совершенно прекратила продолжительная болезнь и разные sta, viator! В лучших надеждах моих и желаниях! Пользуясь позволением, столь обязательно вами мне данным, я повергну к стопам знаменитого духовника моего первый поэтический грех мой».

О костромской поэтессе говорили, ее обсуждали, на нее равнялись. Возможно, пример Анны вдохновил еще одну уроженку Костромы и почти ее ровесницу – Александру Осиповну Ишимову (1804/1805—1881) на творческое самовыражение. Впрочем, Ишимова давно уже не жила в Костроме и писательством занялась не от хорошей жизни. Ее способный и одаренный всеми талантами отец резко реагировал на несправедливость, которую постоянно встречал вокруг себя, и по мере сил боролся с нею. За это он прожил почти всю жизнь в ссылках, куда за ним следовала семья. Желая как-нибудь помочь отцу, Александра, владеющая несколькими европейскими языками, перевела для него с французского сочинение Жозефа Дроза «Искусство быть счастливым». Восторг, с которым близкие приняли перевод, подвиг ее на напечатание этого сочинения. Книга вышла в Санкт-Петербурге в 1831 году, довольно успешно продавалась и принесла переводчице некоторую прибыль. Успех вдохновил способную молодую женщину, она стала печатать свои произведения. Приобрели известность ее рассказы для детей, представляющие большей частью переложения исторических сочинений, в т. ч. «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Ишимова активно занималась журналистской деятельностью, потребовавшей от нее энергии и предприимчивости: издавала ежемесячный литературно-художественный журнал «Звездочка» для детей младшего и среднего возраста и «Лучи» (1850–1860), в которых поместила свыше 600 своих оригинальных и переводных произведений, впоследствии собранных в отдельные книги. Особенно популярной была «Звездочка» – первый частный и сумевший обеспечить себе продолжительное существование детский журнал.

В отличие от поэтесс-современниц, «бесстыдно обнажавших душу» перед целым светом, она в своих произведениях ставила задачу религиозно-нравственного воспитания детей, стремилась развить в юных читателях чувство добра и сострадания, которое внушала им языком живых примеров, не лишенных сентиментального обрамления. Взгляды Ишимовой на Русь и православную культуру были близки духовно-нравственным позициям Гоголя, высказанным им в книге «Выбранные места из переписки с друзьями». Поэтому неудивительно, что ее книги были высоко оценены многими выдающимися деятелями русской культуры – Жуковским, Пушкиным, Гоголем, Тургеневым.

А Анна Корнилова-Готовцева оставалась верна выбранному направлению творчества – писала о том, что ее волновало, составляло смысл существования. Повседневная жизнь нередко преподносила не очень приятные сюрпризы. Оказалось, что здоровье ее супруга подорвано военной службой гораздо основательнее, чем представлялось сначала. Он все чаще недомогал. Анна почти каждый год рожала по ребенку, но дети долго не жили. А что может быть ужаснее для матери, чем смерть сына или дочери? Печалью окрашены ее стихотворения, появившиеся в 30-е годы в журнале «Галатея» и в альбоме «Подарок бедным». Но большинство из ее творений так и остались неопубликованными.