Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Охлаждению к поэтическому творчеству способствовало и удаление Ю. Н. Бартенева, который в 1833 году подал в отставку, долго путешествовал, а затем и вовсе уехал в столицу служить. Там он близко сошелся со многими писателями своего времени и сам стал автором нескольких историко-литературных работ (например, о М. М. Хераскове, 1850), вел дневник и записки, которые были напечатаны в 1886 и 1898 годах. С Пушкиным Бартенев познакомился, вероятно, вскоре после возвращения поэта из ссылки, во время своих наездов из Костромы в Петербург или Москву, скорее всего, через Вяземского. Говорить о близкой дружбе вряд ли возможно, но выезжая в Нижегородскую губернию осенью 1830 года, Пушкин, «несмотря на дорожные сборы и неразрывную с ними суету, успел, однако, зайти к Ю. Н. Бартеневу и вручить ему его альбом со своею записью». Бартенев, в свою очередь, подарил Пушкину на память небольшую французскую книжку, на шмутц-титуле которой начертал: «Знаменитому Пушкину, и Пушкину любимому на память от Бартенева. 31 августа. Москва».

Прежде чем совсем покинуть костромские раздолья, Ю. Н. Бартенев сумел оставить глубокий след в душе еще одной юной женщины.

Как уже говорилось, любимая сестра Анны, Александра, воспитанница Смольного института, закончившая курс с наградами, была выдана замуж в Ярославскую губернию, но не стала счастлива в браке. Всю жизнь молодой семьи муж, отставной моряк, подчинил флотской дисциплине, любое действие происходило по ударам рынды. Рождение первого ребенка, девочки, вместо ожидаемого мальчика, из которого с пеленок планировалось воспитывать морского волка, страшно удручило отца. Но мало того, что разочаровал пол младенца, его сложение оказалось с изъянцем: у девочки совсем не было правой руки, лишь возле плеча выросло два пальца, а на левой руке оказалось всего три пальчика, один из которых не двигался. Впоследствии оказалось, что и зрение у ребенка слабое, и позвоночник не совсем прям, и разным хворям и недомоганиям она подвержена более других. Отец воспринял уродство ребенка как личное оскорбление, а в городе однозначно считали, что неполноценность первенца – расплата Жадовским за расторгнутую помолвку и страдания отвергнутой невесты.

Но тем дороже и милее была девочка своей нежной матери: молодая женщина всей силой материнской любви привязалась к обиженному судьбой младенцу. К несчастью, Александра, подарив мужу желанного наследника флотских традиций, вскоре умерла, родив еще одну дочь, нареченную Клавдией, которая сразу же последовала за матерью.

Старшая дочь, получившая редкое для того времени имя Юлия, осталась на попечении отца. Валерьян Жадовский стыдился уродства дочери и держал взаперти. Энергичная бабушка и крестная мать малышки Анастасия Петровна Готовцева вытребовала у Жадовского и взяла на воспитание свою кровиночку. Валериан был только рад избавиться от обузы и вплотную занялся формированием морского характера сына, которого оставил при себе.

Но девочке было поначалу неуютно в непривычной обстановке. Она вспоминала: «Однажды я осталась одна в доме; мне было грустнее обыкновенного, мрачный зимний день глядел в окна. В гостиную вошел гость, незнакомый мне. …Он устремил на меня проницательный, ласково-серьезный взор, и все существо мое оживилось и затрепетало под влиянием этого взора. С того дня в детском мире моем засияла новая звезда, зазвучали речи сладкие, дотоле неведомые мне, озарившие мое сердце каким-то благодатным светом, живительной теплотой. С увлечением читала я маленькие книжки, которые дарил мне этот добрый гений – Юрий Никитич Бартенев, – и тоска моя стихала, и в глубине души заводился зародыш нравственной силы».

Годы, проведенные с бабушкой в ее имении Перфильево, где была собрана большая по тому времени библиотека, привили девочке любовь к книгам. К пяти годам девочка выучилась чтению, и оно стало настоящей ее страстью. В двенадцать лет она прочитала всю имевшиеся в именье книги. Любимыми поэтами будущей поэтессы стали Пушкин, Лермонтов, Державин, Вяземский, Жуковский. Она «особенно пристрастилась к философским и религиозным книгам; в уме её всегда преобладал этот элемент, и самая любимая тема её разговоров была философически-религиозная», – впоследствии писала ее воспитанница и биограф.

Правда, девочка не умела писать на бумаге – слабые пальчики не могли удержать перо, но Анастасия Петровна учила внучку выводить буквы на песке. В судьбе сиротки Юлии, помимо ее бабушки, приняла участие и тетя – незамужняя Мария Ивановна Готовцева, проживавшая с матерью и на досуге занимавшаяся литературными трудами. Иногда она даже публиковалась в «Русском вестнике».