Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Проездом в Москве известный немецкий ученый Александр Гумбольдт познакомился с семейством Янишей. Он был поражен общими познаниями, строем и изяществом немецких и французских стихов Каролины и, возможно, увлекся самой девушкой. Он пригласил молодую поэтессу посетить его в Берлине. Посещение это состоялось лишь в 1858 году, за несколько месяцев до смерти ученого. Как принято считать, встретил он Каролину Карловну следующими словами: «Согласитесь, сударыня, что я любезен: я ждал вас тридцать лет; другой, на моем месте, давно бы умер…»

Рукопись ее стихотворений и переводов А. Гумбольдт взял с собой, чтобы показать их Гёте. Главный идеолог течения «Буря и натиск» одобрил их и прислал авторессе лестное письмо. По словам его невестки, «тесть всегда хранил эту тетрадь на своем столе».

В 1833 году в Германии вышел первый сборник Каролины Яниш «Das Nordlicht… Proben der neueren russischen Literatur» («Северное сияние. Образцы новой русской литературы») – переводы из А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, А. А. Дельвига, Баратынского, Н. М. Языкова, Д. В. Веневитинова, русских и малороссийских народных песен, образцы новой русской прозы, а также десять оригинальных стихотворений поэтессы на немецком языке. Ее переводы из Пушкина на немецкий непревзойдены до сих пор – таковы «Пророк», «Я помню чудное мгновенье…».

Это было время ее сближения со славянофилами. Славянофильство представляло собой определенный центр идейного тяготения, и притяжение к нему испытывали люди, отстоящие на разные, порой значительные расстояния от этого центра. Каролина находилась в добрых уважительных отношениях едва ли не со всеми ведущими идеологами славянофильства: братьями Аксаковыми, А. С. Хомяковым, С. П. Шевыревым и другими. Но особенно сблизили Каролину с ведущими идеологами славянофильства те поэтические диалоги, которые она вела с Языковым. Удивительно, что ксенофоб Языков причислял Каролину Яниш, в которой не было ни капли русской крови, к единомышленникам-славянам.

Началось с того, что Каролина перевела на немецкий язык стихи Языкова, которые вошли в выпушенный годом позже ее сборник «Nordlicht». Она сумела это сделать точно и тонко, хотя произведения не укладывались в обычные рамки. Пушкин говорил, что кастальский ключ, из которого пил Языков, течет не водой, а шампанским. Почти физическое опьянение, производимое стихами Языкова, было хорошо знакомо его читателям. Вяземский писал: «Языков был влюблен в Россию. Он воспевал ее, как пламенный любовник воспевает свою красавицу ненаглядную, несравненную. Когда он говорит о ней, слово его возгорается, становится огнедышащим, и потому глубоко и горячо отзывается оно в душе каждого из нас». Именно эти настроения и сумела передать молодая переводчица.

Языков, очевидно, ознакомившийся с переводами Каролины в рукописи, откликнулся на них такими строками:

Вы, чьей душе во цвете лучших лет
Небесные знакомы откровенья,
Все, чем высок полет воображенья,
Чем горд и пламенен поэт, —
И два венка, один другого краше,
На голове свилися молодой:
Зеленый лавр поэзии чужой
И бриллианты музы вашей!
Вы силою волшебной дум своих
Прекрасную торжественность мне дали,
Вы на златых струнах переиграли
Простые звуки струн моих.

Между ними возникли достаточно близкие личные отношения: есть свидетельства, что Языков был влюблен в пригожую поэтессу. Косвенно он подтвердил это сам, когда, вспоминая свой первый приезд в Москву (1829) в одном из посланий 1844 года, написал

…
В те дни, когда мечты блистательно и живо
В моей кипели голове,
И молодость мою поканчивал гулливо
Я в белокаменной Москве…

В те дни по долгу и по праву,

По преимуществу был ваш…

В Москве, где вас, я помню, я

Не раз, не два и всенародно
Пел горячо и превосходно…

В ту пору вами моя кружилась голова…

* * *

Впрочем, Языков был весьма влюбчив. Ему и принадлежало первое слово в их поэтическом диалоге. В альманахе «Северные цветы на 1832 год», изданном Пушкиным в память недавно скончавшегося Дельвига, Языков напечатал несколько стихотворений, одно из которых называлось «К-е К-е Я-ъ», т. е. Каролине Карловне Яниш.

Приблизительно к этому времени относится еще один портрет Каролины работы того же живописца В. Ф. Бинемана. На нем она изображена в стилизованном русском сарафане с косой, уложенной венцом вокруг гладко причесанной головки. На милом личике нежная полуулыбка. На этом полотне художник показал почти красавицу.