Стихи и слезы и любовь. Поэтессы пушкинской эпохи

Литературная деятельность захватила Каролину и приносила немалое удовлетворение. Сыпавшиеся со всех сторон похвалы ее достоинствам поднимали самооценку, несколько нарушенную разрывом с Мицкевичем и продолжающимся женским одиночеством.

Но жизнь, как волна, то сбрасывала вниз, то поднимала вверх, удивляла разнообразием событий. Одновременно с выходом ее первого сборника «Das Nordlicht» умер тот самый дядя, что возражал против ее замужества с польским поэтом. Каролина получила огромное наследство. Она стала хозяйкой большого дома в Москве на Рождественском бульваре и обладательницей немалого капитала. Ей досталось имение в Подмосковье с тысячью душ крепостных, с годовым доходом в сорок тысяч рублей и несколько имений поменьше, тоже приносящих изрядный доход. Теперь 26-летняя поэтесса перешла из разряда старых дев в категорию завидных невест. Ах, все свое обретенное богатство она бы с радостью отдала бы избраннику сердца, далекому Адаму. Стороной она узнала, что Мицкевич женился в Париже на дочери пианистки Шимановской, в доме которой он так часто бывал в Петербурге. Девушка осиротела – Мария Шимановская умерла к этому времени от холеры. Невесту свою, Целину, Мицкевич давно не видел. Слыша похвалы девушке, он как-то заметил, что не прочь бы жениться на ней… Друзья выписали Целину в Париж – и «устроили дело». В июне 1834 года состоялось венчание.

Забегая вперед, скажем, что жена Мицкевича, в сущности, прекрасная и достойная женщина, родила ему пятерых детей, но страдала душевным расстройством, была постоянно больна и до смерти своей (1855) три раза сходила с ума и долго находилась в доме скорби.

С известием о женитьбе любимого тоненькая ниточка надежды оборвалась. Теперь Каролина всерьез задумалась об устройстве собственной судьбы. Ничего не известно об искателях ее руки и сердца – по-видимому, они были настолько незначительны, что биографы Каролины о них не упоминают. Только через три года приняла она предложение Николая Филипповича Павлова (1803–1864), известного литератора и человека во всех отношениях незаурядного.

Начать с того, что на его отцовство могли претендовать три человека. Граф Валериан Зубов, брат знаменитого фаворита Екатерины II Платона, вывез из Персидского похода 1797 года и подарил своему другу, генерал-аншефу Владимиру Михайловичу Грушецкому, юную пленницу – то ли грузинку, то ли армянку. Ребенка, рожденного у нее, записали сыном дворового мужика Филиппа Павлова. Источники расходятся в утверждениях, был ли Николай Павлов на самом деле сыном Филиппа Павлова, Грушецкого или Зубова. Известно, что мальчика растили как дворянского сына. Когда Грушецкий умер, Коле Павлову было восемь лет. Законный сын и наследник генерала Василий Владимирович дал мальчику и его сестре Клеопатре вольную. Он определил сводного брата (?) в Театральное училище в Москве. Видится какая-то мстительная насмешка в том, что князь Василий Владимирович Грушецкий наметил для мальчика сомнительного происхождения стезю комедианта. Может быть, гордый сын княжны Долгорукой не желал, чтобы в дальнейшем их жизненные пути каким-либо образом пересеклись? Но пытливый Коля Павлов стал совмещать обучение с посещением лекций профессоров Московского университета. В училище проявились его бойкий ум, переимчивость, смелость, его замечательные способности. Павлов выучился довольно порядочно по-французски и даже начал говорить очень недурно на этом языке… Он, кажется, занимался также и английским языком, доказательством чего служит его перевод «Венецианского купца» Шекспира. На способного ученика обратил внимание директор Императорского Московского театра Ф. Ф. Кокошкин.

Окончив училище в 1821 году, в течение нескольких месяцев молодой человек состоял актером в театральной труппе, дебютировав в балете. Кокошкин, принимавший самое близкое участие в судьбе юноши Павлова, выхлопотал ему под предлогом болезни в начале 1822 года увольнение от театральной службы и помог определиться в Московский университет на отделение нравственных и политических наук. Тогда же Николай женился по большой любви на мещанке А. Н. Харламовой, воспитаннице известной филантропки Н. П. Квашниной-Самариной. Брак оказался кратковременным – молодая жена вскоре умерла.

Современники вспоминали, что очень часто, по праздникам, когда у Кокошкина были званые обеды и вечера, тот брал Павлова к себе в дом и требовал, чтобы молодой человек неотлучно находился в гостиной. «Таким образом, Павлов с юных лет усвоил себе те изящные, внешние формы и ту художественную отделку живого слова, которою отличался всегда разговор его». Другие уточняли, что в доме Кокошкина Павлов прислуживал гостям за столом в качестве официанта, и это обстоятельство не могло не наложить отпечатка на миросозерцание юноши, его психологию, в которых своеобразно переплетались зависть и презрение к жизни света.