Он в будни мерно за сохоюШагал в ликующих полях,А в праздник – с песней удалою –Гулял и гикал в кабаках.В избе, пропахшей горьким дымом,Под ледяной метельный смех,Он, как медведь, дремал по зимам,Закутавшись в овечий мех.Но лишь весною начиналаЧернеть полей окрестных ширь,Душа в нем дивно оживала,В нем просыпался богатырь!И снова твердым, мерным шагомОн шел за верною сохойПо зеленеющим оврагамПод дружелюбной синевой.Звенела летом легким звономЕго блестящая коса –И с быстрым падала поклономК его ногам лугов краса.Во дни июльской грозной страдыС него стекал кровавый пот,Но он не знал ценней награды,Чем урожайный, хлебный год.Когда ж кончался птичий гомонИ осень в мир несла тоску,То – вечный труженик – цепом онСтучал задорно на току.Потом он сыпал емкой меройЗерно златистое в мешкиИ ехал с мельницы весь серыйОт пыли, пота и муки.И за весной весна летела,И за годами шли года,Но в нем не никла, не хирелаДуша под бременем труда.И встречен смертью роковою,Он умер сразу, не болев,В саду, под яблонью, весною,Под птичий радостный напев…Вот почему порой не ладитМой дух с весельем городским:Во мне живет мой старый прадедИ манит к нивам золотым.Зовет старик к родным избушкам,К зеленым отчим рубежам,К осенним радостным пирушкамИ к тяжким, сладостным трудам!Август 1912 Москва
Николаевский солдат
В холод, в оттепель и в знойМимо серых, дымных хатХодит бравый отставнойНиколаевский солдат.И хотя на днях емуСтукнет восемьдесят пять,Бодро носит он сумуИ не хочет помирать.А когда бывает пьян,Он поет про старину:Про Малаховский курган,Про Венгерскую войну.С ярким пламенем в глазахГоворит он про врагов,И объемлет жуткий страхПростодушных мужиков.Рты раскрыв, они глядят,Как в них метит костылемРасходившийся солдат,Точно въявь он пред врагом…А когда Японец нам,Обезумев, стал грозить,То старик пришел к властямИ сказал: «Хочу служить!»Видел я потом: рыдалСтарый, будучи не пьян,И – рыдая, повторял:«Наши сдали Ляоян!»август 1912 Москва