Как ни бежал я моря – настигалМеня прилив твоих объятий то и дело,И сквозь размытую твердыню скалМаячилось небесной тверди тело.Придонный сад подобно радуге расцвёлВдруг зримо,Да, воистину необратимоДни наши посолонь туда, где ореолЗаката светится, влачатся мимоЗакланных голубей и роя райских пчёл.
Ответ
Теперь ты волен выбирать по нраву речи,Не то, что здесь, у нас, где слово святоЛишь то, что может скрасить наши встречи,Но брат при этом не глядит на брата.Тебе круги повинной и суда.Мне – благость преходящего стыда.А чтобы родилась живая речь,Быть может, должен плоть рассечь искусный меч:За верность время ненавистью мстит,А слава, как и стыд, вгоняет в краску зори.Спи, брат возлюбленный, – и стыдОставив мне и вздор о славе и позоре.
Купальщицы
Молочно море… И тела двух женщин цветаСлоновой кости… И жемчужница рассветаМерцает, создавая фон для силуэтаХребта. Видение ли, сон ли диво это?Но нет ответа. Только лилии ленивоПеребирает зыбь – их ожерелье прихотливоЛегло на грудь молочно-белого залива.Мы говорим: из моря вышла Афродита —Вхожденье девы в лоно вод людьми забыто,И возвращенье мы воспринимаем как рожденьеСоединившей в красоте божественность и наважденье
Голубиная почта
Вновь губы мои не шепнут «До свиданья», из рукТвоих на мои не прольется, как было, вода,Ведь гулкую раковину распластали, и звукМорского прибоя безмолвием стал навсегда.Но верность один окольцованный голубь хранитИ нежностью сердце моё окрыляет в ночи —И ныне прекрасен в заветном кольце лазурит,Хотя и померкли его голубые лучи.
Постскриптум
Фонтаны иссякли, и лишь при ущербной лунеПоследние капли на вайях порой заблестят:Пусть мрамор подобен надгробьям в глухой тишине,Но я не молю о твоём возвращении в сад.Грядущее так же не мной предопределено,Как эта процессия траурно-мрачных стволов;В тумане, который незыблемей клятвенных слов.И саду теперь, как миражу, пропасть суждено
Имя для всех
Мелькает мотылек, петляет в воздухе пчела.Все, им отпущенные, дни и ночи напролётОни свободны – груз имён крылатые телаНе отягчает. Видно, нам покоя не даётСвобода безымянности, и потому подчасИ обескрыливает их жестокость наших рук.А сами имена свои выносим напоказ,Не понимая, что они пустой всего лишь звук.О если б собственные имена людской языкОтверг и в хоре тех, кому даны взамен имёнПри сотворении плавник, копыто или клык,Восславил бы единственное Имя всех времён.