Слаба моя броня: совсем слепят менялюбовь и Юлия, но поздноБежать — спасенья нет, мне прыщут стрелы вслед,и обе смотрят грозно.Одной взор опалил, другой — прекрасен, мил...но вдруг взмолилась слёзноЛукавая любовь: мол, ты не прекословь,бороться тщетно, милый.Я пред тобой стою, дай руку мне свою,не меряйся же силой!Со мной тебе узнать случится благодать,иль кончишь ты могилой!Нет, этому не быть, хоть можешь получитьты пленника любого.Ведь правду говорят: их встретит только яд,а сети ждут улова.Прелестнице моей, поверь, до смертных днейбыть верным дал я слово!Но воинский трофей баталии сией —я сам с душой и телом.Смиряя гордый нрав, себя к ней приковав,скажу пред светом целым:— Цепям своим до днесь я счастлив был, Бог весть,страдальцем став несмелым.Мне Юлия моя, любезные друзья,преподала науки:Так весела, легка казалась мне, покаей не попал я в руки.И не любовный стон, а тяжкой цепи звонприумножает муки.Итак, теперь бы смог я подвести итогтому, что приключилось:Красавицы цепей не сбросить, нужно ей,чтоб дольше мука длилась.От беспощадных чар, как сабель янычар,храни вас Божья милость!(Μ. Вирозуб)
ПЯТИДЕСЯТОЕ
Поэт сравнивает Юлию с любовью, начиная это сравнение с похвалы Юлии.