Купчиха в горницу глядит сквозь щель украдкой: "Ох, господи!.. Войти ль!" Гордеич возится у образов с лампадкой: Вправляет новенький фитиль. Решилася. Вошла. Глядит убитым взглядом. "Что, мать? — мычит купец. — Садись со мною рядом… Гляди-ко веселей. Про съезд приказчичий пришли какие вести! Ну, прямо, будто кто, заместо векселей, Наличностью поднес мне тысяч двести! Как, значит, съехался весь этот подлый сброд, Так с первых слов: "Мы — кто? Мы — трудовой народ… Мы, дескать, сотворим… свободные… скрижали!" Ан, тут им, голубкам, хвосты и поприжали! "Мы"? Что за важность: "мы"?? "Мы — пролетарии…Мы — сточки зренья нашей…" "Что? — тут начальство им. — Так вы смущать умы?! Городовой! гони их взашей! Чего, мол, с ними толковать Да драть напрасно глотку?" Того-другого — хвать! И за решетку! Где, мне узнать бы, Нил? Влетело ль и ему? Аль дал, мошенник, тягу? Сюда заявится? Ну, я ж его приму, Бродягу! Метлой его! Метлой, злодея, за порог! Я нынче строг! Я покажу, чья сила: Всех молодцов скручу, согну в бараний рог! У, дьяволы! Чума б вас всех скосила!" . . . . . . . . . . . . . . . . . . Гордеича сейчас, пожалуй, не унять. И потому, как ни обидно, А басне без конца придется быть опять Надолго ль, — будет видно.