Дворик наш затянут виноградом,Нам свечи не надо зажигать.Полумесяц, врезанный над садом,Крест окна ломает о кровать.Пахнет морем, дынею и тмином.О, как жадно хочется вздохнуть!Золотым, упругим мандариномПри луне твоя сверкает грудь.А волна идет, идет всё шире.Вот он, грохот рухнувшего дня!В целом мире, слышишь, в целом миреНет ни звезд, ни ветра, ни меня!Только ты. Но жадно и ревниво,Покоряясь темной воле дна,Уж скользит по крутизне отливаМорю возвращенная волна.И, на волю медленно всплывая,Отшумевшей пеною дыша,На гребне качается такаяСмутная и легкая душа.Спи же крепко в шуме непогоды!Ты во сне услышишь, как, гудя,В дальний рейс уходят пароходыЗа косыми струнами дождя.Дворик наш затянут виноградом,Ночь струится в пении цикад,И луна лежит со мною рядом,И в окне деревья говорят.<1928>
92. КРЫМСКИЙ СКОРЫЙ
Был поезд как поезд. Колес переборОтстукивал — то ли чечетку,То ль просто хорея с гекзаметром спор,Веселый, чугунный, стремительный вздор,Прыскучую зайчью походку.А в окнах бежали — ни ель, ни ольха,Скупые кремнистые дали,Поля и деревни пестрей петухаВрывались цезурой в разрядку стихаИ с дымом назад отлетали.Вот мост подвернулся — плетеный сарай,Крест-накрест бегущие ноги,Река опрокинула облачный край,Нагорных песков рассыпной каравайДа будку у самой дороги.И снова ракиты, и снова пруды,Заката косые заплаты.За Харьковом сдвинулись ближе сады,И в складках оврага багрянцем слюдыСверкнули вишневые хаты.Пахнуло полынью. Теплеет луна.Овраги уходят из вида.Я целую ночь простою у окна,Покуда не станет на юге виднаВ далеких предгорьях Таврида.Горбатые степи, зеленый Сиваш,Зарей захлебнувшийся тополь,На станциях гравий, и воздух не наш,И горы — подобье повернутых чаш, —И сонный, в садах, Симферополь!Стрекочут колеса, летят под откосОбрывки лилового дыма,В прохладе тоннеля завыл паровоз,И память узнала сквозь заросли розСкуластые пажити Крыма.<1928>