Стихотворения и поэмы

Шли обозы с утра вдоль снегов подмосковных,
Переулки бегут — им названия нет,
От луны желтый свет на сугробах неровных,
И за окнами тает лазоревый свет.

В полутьме карантин и деревья бульвара,

Вот шлагбаум, вздыхая, поднял инвалид,
Едут в низеньких санках два синих гусара,
И Денис, чуть взлохматив усы, говорит:

«Видно, мне суждено быть смертельно влюбленным,

Ведь былое ушло, примелькалось, как сон,
Только вспомню глаза с тем оттенком зеленым —
И опять навсегда безнадежно влюблен.

Разве можно забыть эти смуглые плечи,

Чуть приглаженный локон, совсем золотой?
Подойдешь, поглядишь, и покажется — нечем
И минуту дышать тебе в зале большой.

Горе видеть ее, горе вовсе не видеть

Лебединую шею и грудь с жемчугом,
Кто меня мог еще так надменно обидеть
И улыбкой одной искупить всё потом?

Вот пахнуло из труб дотлевающим торфом,

Над Москвой разнесло голубую пыльцу…
А давно ли еще я скакал под Вольфсдорфом —
Опишу как-нибудь тот урок сорванцу…

Ведь за Выборгом снова теперь неспокойно,

На суровых просторах финляндской зимы,
Испытанье пришло — приближаются войны,
Те, в которых умрем иль состаримся мы.

Собирается снова наш круг знаменитый:

Славный Кульнев, Раевский, Тучков и Барклай.
Наше время приспело! И топчут копыта
Миллионом озер призывающий край.

Там и Багратион… Что другим не по силам,

По-суворовски просто вдруг сделает он, —
Для меня неизменно он будет Ахиллом
В Илиаде уже наступающих войн…»

В переулке огни. И теснятся кареты.

От резных фонарей на снегу полоса.
Строгий мрамор колонн. Вензеля и портреты.
Старый польский гремит, и слышны голоса.

Синий выступ окна полукружием вогнут.

И проходит Денис мимо круглых столов, —
Он в широких чикчирах, и ментик расстегнут,
И топорщатся черные стрелки усов.

«Что ж, Денис, уж теперь не грусти, не печалься,

И любовь отошла, как недавняя быль,
Ведь с другим она здесь — то закружится в вальсе,
То, глаза опустив, начинает кадриль…»

«Объяснись!»

                  — «Не хочу. Танец мне был обещан!
Мы уедем сейчас…»
                        — «Нет, Дениска, постой».
— «Почему?»
                       Из-за плеч улыбнувшихся женщин
Промелькнул ее локон, такой золотой…
«Лучше жизнь в боях, с фланкировкой, со славой,
Если слову любимой и верить нельзя…»
— «Что ж, в сугробах есть дом
                                           за Тверскою заставой —
В этом доме давно ожидают друзья…»

Беспокоен приятель. «Печалишься, юноша?»

— «Нет, клянусь, не грущу!»
                               — «Что же, едем скорей!
Мы в приятельском споре за чашею пунша
Позабудем сейчас о невзгоде твоей…»

Вот и дружеский дом выплывает из мрака.

Круг друзей неизменен и праздничен весь.
Из лимонного сока, воды и арака
На широком столе зажигается смесь.

И почти до утра холостая попойка,

Разговор о любви и о близкой войне.
«А не время ль теперь? Ведь заказана тройка.
Попрошу иногда вспоминать обо мне…

Знаю, там завоюем отменную славу,

На далеких ботнических злых берегах,
Может, я не убит был под Прейсиш-Эйлау,
Чтоб погибнуть в бою на финляндских снегах».

Кони поданы. Тонко звенит колоколец.

Расставанья пора. Песня. Топот копыт.
Мимо белых оград, мимо сельских околиц
По дороге на Тверь снова тройка летит…