Проси-дел в ха-лодной Архип-коммунар,Осип за-перт в кутузку – ни стать, ни сесть.А придет па-ляк – на спине па-жар,и гуля-ет плеть па спи-не в объ-езд.В испол-коме Архи-пу не быть со-всем,галу-бой па-ляк там от бе-лых войск.«Я те в зем-би дам, вшисци земби на земь,шпеда-вай пше-шицу да кланяйся в пояс».Из опуш-ки в село заглянули свои.Говорят мне – в один, Клим, клин колоти.Эх, будёнцы-бойцы, засвистали соловьи,из-под топота копыт пуля по полю летит.Словно бе-лый бык, нале-тел паляк,гала-ва в поту, и грозит гу-ба.Налетел ка-зак, разрубил па-палам(у быка бела губа была тупа).Перед главной избою народ голо-сит:«Эх, пришла наша власть, саби-райся, народ!»Што-што Осип ахрип, а Архип о-сип,если каждый нарб-ду о новом орет.К мужи-кам подошла каза-ков брат-ва:«Где, тава-ришши, нам прикорнуть, лечь?» –«На дворе дрб-ва, на дро-вах тра-ва,Накор-ми ко-ня, зато-пи печь!»И стоит Мас-ква, Савнар-ком гу-дит,и грозит ру-жьем Реввоён-совет.Девятна-цатый год ата-бьет в грудинашей конь-нице славу на ты-щи лет!.
Я надел в сентябре ученический герб,и от ветра деревьев, от веток и вербя носил за собою клеенчатый горб –словарей и учебников разговор.Для меня математика стала бузой,я бежал от ответов быстрее борзой…Но зато занимали мои вечера:«иже», «аще», «понеже» et cetera…[1]Ничего не поделаешь с языком,когда слово цветет, как цветами газон.Я бросал этот тон и бросался потомна французский язык:Nous étions… vous étiez… ils ont…[2]Я уже принимал глаза за латуньи бежал за глазами по вечерам,когда стаей синиц налетела латынь:«Lauro cinge volens, Melpomene, comam!»[3]Ax, такими словами не говорят,мне поэмы такой никогда не создать!«Meine liebe Mari»[4], – повторяю подрядя хочу по-немецки о ней написать.Все слова на моей ошалелой губе –от нежнейшего «ax» до клевков «улюлю!».Потому я сегодня раскрою тебесразу все: «amo», «jʼame», «liebe dich»[5] и «люблю».