Весны и лета чище и блаженнейПредставший предо мною лик осенний.[307]Как юность силою берет любовь,Так зрелость — словом: ей не прекословь!И от стыда любви нашлось спасенье —Безумство превратилось в преклоненье.Весной скончался ль век ее златой?Нет, злато вечно блещет новизной.Тогда стремилось пламя сквозь ресницы,Теперь из глаз умеренность лучится.[308]Кто жаждет зноя — не в своем уме:Он в лихорадке молит о чуме.Смотри и знай: морщина не могила,Зане Любовь морщину прочертила[309]И избрала ее, отринув свет,Своим жилищем, как анахорет;[310]И, появляясь, не могилу роет,Но памятник властительнице строитИль мир в почете объезжает весь,Хотя притин[311] ее исконный здесь,Где нет дневной жары, ночного хлада —Одна в тиши вечерняя отрада.Здесь речь ее несет тебе привет,На пир пришел ты или на совет.Вот лес Любви, а молодость — подлесок;Так вкус вина в июне дик и резок;Забыв о многих радостях, потомМы старым наслаждаемся вином.Пленился Ксеркс лидийскою чинарой[312]Не оттого ль, что та казалась старой,А если оказалась молодой,То старческой гордилась наготой.Мы ценим то, что нам с трудом досталось;Мы полстолетья добываем старость —Так как же не ценить ее — и с нейПеред концом златой остаток дней!Но не о зимних лицах речь — с них кожаСвисает, с тощею мошною схожа;В глазах граничит свет с ночной душой,А рот глядит протертою дырой;И каждый зуб — в отдельном погребенье,Чтоб досадить душе при воскрешенье.[313]Не причисляй сих мертвецов к живым:Не старость ибо, дряхлость имя им.Я крайности не славлю, но на делеВсё предпочту гробницу колыбели.Пусть, не гонясь за юностью, самаЛюбовь неспешно спустится с холмаВ густую тень, и я, одевшись тьмой,Исчезну с теми, кто ушел домой.