Стихотворения и поэмы

И подчинивший воле твердой

Морозы, равно как и зной?

К чему гадать! На горном кряже

Всё крепче ледник голубой.

Рождает всякие миражи

Зимы отчаянный прибой.

Но и в кипенье этом белом,

Сияньем снежным опален,

Я чувствую душой и телом:

Жив этот странник — Аполлон!

1925

Грусть^{18}

Ночь. Чужой вокзал.

И настоящая грусть.

Только теперь я узнал,

Как за тебя боюсь.

Грусть, это — когда

Пресной станет вода,

Яблоки горчат,

Табачный дым как чад.

И как к затылку нож

Холод клинка стальной

Мысль, что ты умрешь

Или будешь больной.

1925

Гипнотизер^{19}

Кто зовет меня:

"Вернись, вернись!"

Ропот чей доносится из мглы?

Неужели это бьют о мыс

Пенные тяжелые валы?

Водоросли,—

Век они росли! —

Выплыли и на берег легли,

Обвились они вокруг коряг:

"Мы тебя бы так не оплели,

Не тебя опутали бы так!"

Очень нежная морская соль

Шепчет мне, мерцая и лучась:

"Я б тебе не причинила боль

Острую, такую, как сейчас!"

Опустил я парус у озер,

Двух озер великой глубины,

Где приливы и отливы — вздор,

Несогласный с фазами луны.

И гляжу по целым я часам

В глубину сверкающих озер.

Никогда бы не поверил сам,

Что такая ты гипнотизер!

1925

Сахар был сладок…^{20}

С гор, где шиповник турецкий расцвел,

Ветер был сладок и жарок.

Море лизало сверкающий мол,—

Сахар сгружали мы с барок.

Ты понимаешь?

Грузить рафинад!

Легкое ль это занятье?

Сладко! Но сотню красавиц подряд

Ты ведь не примешь в объятья!

Позже ходили мы к устью реки

К рыбницам Нового порта

^[13]

.

Грузчиков не было. С солью мешки

Сами сгружали мы с борта.

Стал, как китайский кули

^[14]

, весь бел,

Руки изъело и спину.

Долго потом я на соль не глядел,

Видеть не мог солонину.

Сахар был сладок,

И соль солона.

Мы на закате осеннем

Вспомним про то за бутылью вина,

Прошлое снова оценим.

Время уходит!

Тоскуй, человек,

Воспоминаньями полон,—

Позднею осенью падает снег,

Тает, не сладок, не солон.

Ну-ка, приятель, давай наливай!

Тает, не сладок, не солон…

1925

Норд-ост^{21}

Я, норд-ост, родился в тундре,

Но ее покинул вскоре,

Чтоб иные видеть зори

На далеком Черном море.

Выл я в горном коридоре,

На степном ревел просторе,

И теперь, рожденный в тундре,

Я бушую в теплом море.

Так, принявши облик бури,

Мы летим. Пора настала,

Чтоб о нас иное море

Днем и ночью грохотало.

1925

Торговцы тенью^{22}

Мы знаем цену каждому мгновенью.

Платить за всё придет однажды срок.

Я как-то раз пробрался на Восток.

Там, между прочим, есть торговцы тенью.

Они располагаются под сенью

Больших деревьев около дорог,

А чаще — в нишах. И за вход в мирок,

Наполненный прохладою и ленью,

Берут пятак. Заплатишь и лежишь…

"Не ешь кишмиш и не кури гашиш,

А тень купи! Она дешевле дыни

Здесь в городе,— торговец мне шептал.—

Но понимаешь: весь свой капитал

Отдашь ты за нее среди пустыни!"

1925

Оттепель^{23}

Ветер с далекого моря,

Оттепель, капельки с крыш.

На почерневшем заборе

Клочья намокших афиш.

На зиму непохоже,

И до весны — месяца.

Сырость плывет, тревожа

Легкие и сердца.

Вот и твое крылечко:

"Если не спишь — открой!"

…В комнате черная печка

Дышит поддельной жарой.

Свет гаснет. Душно, как в яме.

"Что ты встаешь? Лежи!"

…Ночью простыми мужьями

Делаются мужи.

1925

"О, люди…"^{24}

О, люди,

Ваши темные дела

Я вижу. Но волнуюсь не за души

А лишь за неповинные тела —

Ведь это всё же не свиные туши!

Я знаю:

Тело не за свой позор

Заплатит кровью чистой и горячей.

Плутует разум — хитрый резонер,

Вступая в сделки с честью и удачей.

Но коли так, за что же, о, за что ж,—

Ответьте, объясните мне причину! —

Вам не в сознанье всаживают нож,

А между ребер — в сердце или в спину

Я смерти не особенно боюсь,

Она не раз в глаза мои глядела,

Но всё же я испытываю грусть

Не за себя, а именно за тело.

1926

Море было^{25}

Багровеет солнце на закат.

Смотрит вкось и, хитрое, смеется:

"Люди, люди! Отступить назад,

Рано или поздно, вам придется.

Море было и назад вернется,

Сонных волн послышится раскат".

Ветер влагу нес издалека,

Степь в соленом мареве тонула,

Море из пластов известняка

Ухмылялось челюстью акулы.

Кочевали бедные аулы,

Соль — их горе, ветер — их тоска!

Но какой-то дерзкий фантазер

Городу позволил основаться

Здесь, на дне исчезнувших озер,

Где смерчи соленые клубятся.

Город вырос и глядит в упор,

В степь глядит, не может оторваться.

Основатель — дерзостный смутьян,

Он совсем не чтил степных законов.

Из багрово-матовых полян

Не услышал заунывных стонов.

Стонут выпи — призраки тритонов

^[15]

:

"Возвратись, о древний Океан!"

Поздно! Плавниками шевеля,

Ты, акула, не всплывешь обратно,

Не нырнешь в султаны ковыля!

Перепашем и удобрим знатно

Мы тебя, о древняя земля!

1926

Путь революционера^{26}

И не теоретические споры,

И не примеры из литературы,

Но горы, и соленые озера,

И бурное взволнованное море,

И хмурые заоблачные зори —

Вот что влечет революционера,

Скорее практика, чем фантазера!

Не худо,

Сев на важного верблюда,

Направиться и к югу и к востоку!

Дари свободу бедному народу

И намечай железную дорогу.

Дари свободу! Что же это значит?

Дари им воду, букву, цифру, слово

И всё, на что ты сам имеешь право,

Чтоб, ржаво треснув, рассыпались цепи…

В палящий зной нивелировка степи,

Анализ почв, промер воды в озерах —