«Сонеты, — учит Соломон дон Дукка{77}, —На редкость мыслью подлинной бедны,В прозрачном их ничтожестве видныХитросплетенья зауми со скукой.Красавицы чураться их должны.Их понапрасну выдумал Петрарка{78}.Чуть дунь — и все труды его насмарку.Они смешны, слащавы и бледны».Не возражаю Солу. Хоть и зол он,Но прав. Сколь часто, изумляя свет,Убог, как мыльный пузырек, сонет.Не этот, я надеюсь. Тайны полон,Он будет, вечен и неколебим,Беречь свой смысл — ваш милый псевдоним.
Еще недавно автор этих строкВ спесивом упоенье интеллектомДо неба «силу слов»{80} превозносилИ утверждал, что мысли возникаютНе иначе как в форме языка;Но вот, в насмешку ль над его хвальбой,Два слова — нежных, слабых, чужезвучных,Два неземных (о, ангелам бы ихШептать во сне над лунною «росою,Жемчужной нитью легшей на Гермон»{81}) —Из бездны сердца тихо поднялись:Немысли, полумысли, души мыслей —Волшебной и божественней тех грез,Что Израфил (певец «с наисладчайшимИз всех восславивших аллаха гласом»)Посмел бы в песнь вложить. И я — немею.Рука застыла; брошено перо.Тебе молиться именем твоимНе смею: ни писать, ни петь, ни думать;И чувствовать устал — оцепененьеВладеет мной пред златовратным сном,Оцепененье сковывает чувство.Робею, очарован, — даль безмерна;Вперед, направо ль, влево ль погляжу —Туман багровый застилает землю,И лишь один-единственный миражГорит у горизонта — ты! ты! ты!