Стихотворения. Проза

Миф, положенный в основу поэтического мира Семенова, предельно близок мифу, на котором основаны “Стихи о Прекрасной Даме” и который самым кратким образом может быть изложен как бесконечное мистическое стремление одного из посвященных в мистическую тайну к мистической женской сути, природе, основе мира. Порыв земного человека к запредельному (трансцендентальному) — вот пафос символизма. Однако и более заземленная реализация этого инварианта была, по складу его личности, близка Семенову: рыцарь, поборающий зло. Приводим одно из самых показательных стихотворений Семенова; здесь его миф воплощен с большой полнотой и очевидностью.

Екатерине Р.

ЗАМОК

Спешите, юные, спешите!

Царевна в замке ледяном.
Скорее двери отворите,
царевна близко за окном.

Вошли и ищут в коридорах,

к царевне в комнаты бегут,
То слышат голос; слышат шорох;
царевны нет! — ее зовут.

Бегут, блуждают в подземелье,

царевна здесь! — она в цепях.
В пыли находят ожерелье...
наверх бегут, их гонит страх.

Идут по залам, залы — пусты.

Взирают, молча, в зеркала
На шум шагов, как стон стоустый,
им молвят своды: умерла!

Но им не верят, ищут, бродят,

Царевны нет! — года бегут...
И вот как тени в замке ходят.
Царевны старцы не найдут.

И слышен плач их: отворите,

одни мы в замке ледяном!
Спешите, старые, спешите,
царевна близко за окном!

Екатерина Р., адресат стихотворения, — Е. Е. Райкова[378].

По-видимому, первоначально Семенов предполагал назвать свою книгу “Ожидания”. Его брат Александр в своем очерке, написанном за границей, не имевший тогда в руках, судя по многим признакам, “Собрания стихотворений”, называет по памяти эту книгу “Ожидания” (Летопись. С. 138). Такое название (повторяющее заглавие первого раздела) точно соответствует центральному мотиву мифа, лежащего в основании концепции книги. Можно предполагать, что лишь на одном из последних этапов подготовки издания заглавие было заменено на подчеркнуто нейтральное.

Сильное впечатление произвел на современников цикл “Земля”, особенно первый его текст. Мать-земля ждет, когда же к ней явится солнце — ее жених, ее муж — и оплодотворит ее.

Паром овеянная,
потом взлелеянная,
вся ли я прах?
Хлебом засеянная
вся в бороздах.

Блок в рецензии сказал об этом стихотворении и процитировал его. Пяст тоже остановился на нем, чтобы показать, что, несмотря на декадентские наслоения, в главном Семенов был поэт солнечный, и отметил: “В этом, и во многих других своих стихотворениях, Леонид Семенов впервые в истории русской поэзии серьезно отнесся к так называемым “гипердактилическим” рифмам... В этом отношении пишущий эти строки ему подражал (и в свою очередь вызвал подражание Брюсова)”[379]. Уместно напомнить одно из лучших стихотворений Е. Евтушенко “Русская природа”, где, вероятно, независимо от Семенова близкая тема соединена с гипердактилическими рифмами.

И вот я вижу рощу,
свет процеживающую,
сову,
на ветке целый день просиживающую,
ее глаза судьбу мою таят.
Где светофоры светятся гнилушечные,
как городские фонари игрушечные,
на тонких ножках ландыши стоят[380]

.

Книга Семенова открывается посвящением “Софии”, помещенным на особой странице. Оно сразу вводит “Собрание стихотворений” в контекст поэзии символизма, берущий начало в философии и поэзии В. Соловьева и представленный ближе всего “Золотом в лазури” А. Белого (1904) и “Стихами о Прекрасной Даме”. Последователи В. Соловьева поклонялись Софии (термин гностиков), или Жене, облеченной в солнце (Откр 12: 1), или Ewig-Weibliche (словосочетание, которое В. Соловьев заимствовал у Гете из финала части второй “Фауста”), или Вечной Женственности (перевод словосочетания Гете), как действительно от века воспринявшей силу Божества, действительно вместившей полноту добра и истины, а через них нетленное сияние красоты”[381].